Адмирал Ушаков. Леонтий Раковский

смелее, в третий раз. А тут сам Михайло Иваныч, словно протопоп в шубе, лезет…

      – Ого-го! – заржал Нерон. – Вот нарубил дров! И что ж, ноги-то унес мужик?

      – Успел. А медведь снова залез в берлогу: накануне снег выпал, замело кругом. Тогда Федя со своим деревенским старостой вдвоем и отправился. И на рогатину его, добра молодца, и поддел.

      – Как же это – на рогатину? Куда же ею колоть? В живот, что ли?

      – В живот! – не выдержал, расхохотался Ушаков. – Посмотрел бы я, что от тебя осталось бы, кабы ты ударил медведя ратовищем[8] в живот!

      – А куда же бить?

      – Известно куда: под левую лопатку! – оживился Ушаков.

      – И что же медведь делает?

      – Лезет вперед, на охотника. Топает вокруг него, старается достать, а охотник только держит рогатину, чтобы она упиралась в землю. Медведь кровью и изойдет.

      – Но ведь он близко ж от тебя?

      – Не очень далеко.

      – Это ж страшно?

      – А я про что и говорил!..

      – Да-а! – задумчиво протянул Веленбаков. – На такое не всякий решится…

      – Ну, Павлуша, гаси свечу! Уходи, Нерон: спать пора! – прикрикнул Ушаков, поворачиваясь к стене.

      Пустошкин дунул на свечу. По комнате разлились белесоватые сумерки петербургской ночи.

      – Что и говорить, храбер ты у нас, Федя! Одно слово – ухо режь, кровь не капнет! – поднялся Веленбаков.

      – Храбер-храбер, а тараканов боится! – рассмеялся Голенкин. – Однажды как-то заполз к нам таракан, так Федя на стол чуть не влез!

      – Э, не так было! – возмутился Ушаков.

      – Это ничего! Говорят, Петр Великий тоже тараканов не переносил, а какой храбрец был! И главное – отменный моряк! Ну, спите: уже, наверное, четыре склянки пробило! – сказал, уходя, Веленбаков.

      IV

      После экзаменов возвращались из Адмиралтейств-коллегии гурьбой. Возбуждение еще не улеглось, говорили все вместе:

      – Мне повезло – спросили то, что я хорошо знаю, – об исправлении румбов.

      – А у меня – «Может ли корабль держаться в линии баталии, если повреждена фок-мачта?»

      – Ясно, не может! Ведь поворотить-то нельзя!

      – Я так и ответил.

      – А как этот черт кривой, Кривцов, гонял по морской практике! – вспомнил кто-то. – «Что делать, ежели вдали от порта потерялись все мачты?»

      – Это разве вопросы? Вот Феде Ушакову задали – тут, брат, задумаешься!

      – Федюша, что спросили? – обратились товарищи к Ушакову, который, по обыкновению, шел молча.

      – Да ничего особенного, – ответил Ушаков. – «Когда звезда Сириус восходит и заходит в одно время с солнцем на петербургском горизонте и в какой широте восходит вместе со звездою Капеллою?»

      – Вот это вопросец!

      – Феде такой и надо: он у нас крепкий! – хлопнул его по плечу Нерон Веленбаков.

      Ушаков только улыбнулся.

      – Братцы, а как Нерону-то нашему нонче досталось, – рассмеялся Голенкин. – У него, бедного, даже парик на ухо съехал.

      – А что?

      – Определить

8

Ратовище – древко рогатины.