Чистый кайф. Андрей Геласимов

завтра продолжим. У меня сегодня еще пара важных дел.

      Глядя ему в спину, которая удалялась намного быстрей, чем спина Вадика, Банкок задумчиво сказал:

      – Может, тогда на Сквозняк? Там уже стопудово народ собрался. Пыхнем, посмотрим, чо к чему.

      – Не, братка, – ответил я. – Мне в больничку надо.

      – На перевязку?

      – Повидаться с одним человеком.

      – Ну, давай.

      К Тагиру в госпиталь я хотел поехать еще с утра, но отвлекло все вот это. Теперь было самое время. Майка зачем-то увязалась со мной.

* * *

      Всю дорогу по Мечникова до Комсомольской она помалкивала, хмурила лоб, а когда проходили мимо памятника на площади, вдруг заговорила о нем.

      – Приколись, мне в детстве он казался похожим на огромную шоколадку. Тебе нет? Все время мечтала, чтобы такой вот кусок шоколада подарили.

      Пока мы банчили известкой в подъезде, на город пролился отличный дождь, и обелиск теперь блестел как плита из черного льда.

      – Ты бы столько не съела, – сказал я.

      Она, как всегда, торопилась и шла уже чуть впереди, оборачиваясь время от времени на ходу, чтобы подмигнуть или показать язык. У нее раньше при ходьбе за плечами мотался из стороны в сторону длинный хвост. Рыжий такой был. Как маятник фигачил. Потому что она шла всегда спортивной походкой – быстрой, решительной, дерзкой. Будто атаковала. Но вот теперь почти лысая. Как те пацаны в госпитале. Хотя походка все та же. Только за спиной уже ничего не мотается.

      – А еще этот солдат золотой меня реально прикалывал, – не унималась Майка. – Я все думала – ну с хуя ли он в небо смотрит? Вставала рядом и тоже туда смотрела. Надеялась – может, увижу чего… А сейчас такое ощущение, что его тупо прёт. Тебе не кажется, будто он лишку хапнул?

      Она даже остановилась и показала на обелиск обеими руками.

      – Он умирает, – ответил я. – Это же солдат. Его убили. Видишь, у него автомат в руке.

      – Да вижу я. Жалко, что не полностью нарисовали. Золота им не хватило, что ли?.. Жмотье. Ствол, кстати, зачетный. Хотел бы себе такой?

      – Так а то ж, – хмыкнул я. – ППШ кто не хочет? В нем патронов в два раза больше, чем в «калаше». Такую машинку раздобыл – и только в путь. Голодным точняк не останешься. Любые мутки мутить можно.

      – Насчет муток, – сказала Майка, когда мы сели на 27-й и поехали вдоль сквера. – Меня эта тема с полтосом для бандюганов уже не греет.

      – Соскакиваешь? – усмехнулся я.

      – Да мы никогда его не соберем, Толян! Сам посуди. Ну, прикинь чо к чему.

      – Короче, сливаешься.

      – Да сам ты сливаешься! – она заорала чуть не на весь автобус.

      Хорошо, там кроме нас только четверо гопарей на задней площадке терлось, да пара старушек впереди. Гопники до этого над чем-то ржали, а услышав Майку, стали поглядывать в нашу сторону. Бабушки осуждающе завздыхали.

      – Ты не ори, – сказал я Майке. – Гопота вон напряглась.

      – Да в жопу их! – Она отвернулась к окну.

      Автобус