Сказание с запахом ненависти. Илья Лавров

также Рюриг Ютландский русам славным выйти из лесов этих злополучных, да по рекам спуститься вниз. Воевать завещал полуденные земли плодородные, те, что дал он слово хазарским иудеям не трогать, а теперь на смертном одре мог вернуть он себе то слово. Да сказал, что воевать те земли можно только с новой силою, с новыми русскими – исполинами-русичами.

      Своих воинов-русов у кагана вовсе не осталось. Ох, не долог воинов век! Кто под Новгородом в битве полег, кто сбирал дань по весям, да голову сложил; кто в пиру от меда подох или в пьяной сваре; кто ушел в другие земли лучшей доли искать, да славы воинской, да смерти. Но оставил каждый по отросточку, а еще и не по одному – по два, по три. Подросла та поросль младая, прозывалась та поросль русичами, и умели они сызмала меч держать с палицей, копья метать, стрелочки, да готовы были биться за своего кагана.

      Как собрал по весям это войско Олег Всеславич, как построил, так и залюбовался – силач к силачу, один огромнее другого. Со такой-то ратью и в чужие земли киевские идти не страшно.

      Ингвар-русич, Рюригов сын, больно мал еще был для похода, сидел с мамками-няньками, ел пряники. Решил Вещий Олег поберечь наследника единственного, без него, без Ингвара, собрать земли, Рюригом завещанные.

      В те поры город Киев силен был, но не столько властью своей, сколь славянским народом. Жили в городе том и окрест поляне-силачи. Каждый мог под быка подсесть да поднять его играючи. Но труслив был тот народец. Кто по киевской земле не пройдет, всяк хозяином себя чувствует. На княжение поляне взяли варяга Аскольда из былых Рюриговых воинов. А случись хазарину подойти, уплатили они ему дань мечами, коими дом свой должны были беречь – и без горя. Как Аскольд не гневался – ничего не помогло. Своего князя поляне не боялись, а чужих опасались. Потому и веру приняли греческую во Христову доску деревянную, ибо больно тот бог по их, по-полянски, жил. А Аскольд-князь возьми и смекни: ему ведь то на руку – что не скажет от имени греческого бога, все поляне и исполняют.

      Вот спустился Олег Вещий с русичами на ладьях, на стругах до самого Киева. Испугались поляне, на битву не выходят, закрылись в городе – не выкуришь. Стены Киева не чета другим – высоки. Лезут русичи на них, падают, бьются на смерть. Призадумался Олег, сел на пень, в землю уставился. Смотрит, по тростинке муравей ползет и не падает, и как споро у него получается! Пошел к берегу Днепра Олег, отыскал травку волшебную тирлич, что любого человека в зверя оборачивает. Приготовил настой, да во первую ночь сам обратился в волка, нашел узок лаз собачий и в городе все изведал. Во вторую ночь превратил волхв Олег свое войско в муравьев, те и рады были по стенам лезть. Захватила рать Олегова город спящий, Аскольда убили, а самих-то жителей-полян мудрый волхв не велел грабить. Поутру поляне проснулись, видят – мертвый их князь. Испугались за себя, мол, как же они теперь без защиты, и открыли ворота, встречают Олега. Говорят ему с радостью:

      –– Вот тебе мы благодарны, что спас нас от Аскольда.

      И еще об одном просят:

      ––