Наследницы амазонок. Илья Лавров

труднопроизносимое – Муздрик. Таким образом, она легко и непосредственно поменяла род с женского на мужской.

      Новыми мягкими игрушками Маша играла обычно недели две, ну – месяц, потом их место занимали другие, а старые забывались. Мама, чтобы они, брошенные, зря не пылились, убирала их то и дело на антресоли до лучших времен. Это же грозило и Муздрику. Но, к его счастью, я в то время решил провести рекламный эксперимент, и, честно сказать, нравился мне Муздрик своей жизнерадостностью, да и надо было бороться как-то с Машиным безразличием. Достал Муздрика из мешка и сказал:

      – Посмотри, Маша, его в мешок кладут, а он все равно улыбается. Думает, там его приключения ждут.

      Муздрик в моих руках (и не без их помощи) закивал головой и захлопал лапами. Но с улыбкой-то его я ничего не мог сделать, а она, как нам показалось, вдруг возьми и стань шире. У Маши навернулись на глазах слезы. Мама нахмурилась. Она была права: время от времени игрушки надо было убирать, раз в них никто не играет, но как это – предавать друзей!

      Маша схватила Муздрика и с той поры с ним не расставалась. Она нашила ему одежды из лоскутков. Он стал говорить тоненьким голоском, либо моим, либо Машиным, его ужимки с помощью наших рук смешили всю семью. Отсутствие хвоста внушало уважение. Мы с Машей потом видели точно таких же Муздриков в магазине, но хвосты у них всех были. Мы привыкли к его смешной рожице, но у других он почему-то не вызывал таких радостных эмоций. Вот бабушка, к примеру, не стесняясь ребенка, в той свободе, с которой в глубинке употребляется русский язык, звала нашего любимца, заменяя в его имени две первых буквы "Му" на "Пи".

      Вот такая компания собралась: я, Маша, Кузя и еще, оказывается, Муздрик.

      – Ты подумала о маме? Она ведь будет волноваться.

      – Я ей позвонила на работу, сказала, что мне скучно, и она предложила мне сама ехать с тобой. Только сказала позвонить тебе, чтобы ты меня подождал, а я не стала – знала, ты не захочешь меня брать. В этой Хвойной ведь опасно, ты маме не сказал, но я-то почувствовала.

      Я потянулся за своим мобильным телефоном, но тут зазвонил Машин.

      – Да, мамочка, все в порядке, я с папой в электричке, но он почему-то не хочет меня брать. На, тебя, – протянула она мне трубку. Все понятно, договорились вчера за моей спиной.

      – Возьми уж дочку, – сказала Надя, – чего ей тут делать в городе одной.

      – Нет, – твердо сказал я. – Мало ли что в Хвойной может случиться, а Маша в последнее время любит совать нос не в свое дело.

      – Ты же говорил, там не опасно…

      Но я уже отключился. Отдал Маше ее телефон.

      – Все. Марш домой! Как приехала, так и уедешь. Ключи-то хоть есть?

      Это был вопрос-уловка. Сказала бы "нет", я дал бы ей свои, и почапала бы домой, как миленькая.

      Но Маша придумала кое-что оригинальнее.

      – Я боюсь…

      – Боишься? – ухмыльнулся я.

      – Когда я ждала тебя перед турникетами, со мной рядом бомж стоял и все пялился на меня. А теперь – вон он, – и Маша показала на платформу.

      Я обернулся.