Наследницы амазонок. Илья Лавров

знал. Одни из них – бандиты – гонялись за другим – фотографом. И тут встрял я со своей книжкой, как раз поступившей в продажу. И пришлось мне самому искать этого выдуманного мной фотографа, пока не получил нож в бок. С тех пор мы с Надей зареклись: никаких историй и приключений – испытавшие их в другой раз себе такого не пожелают. И вот теперь ты, Маша, хочешь сбить меня с дороги. А знала бы ты, как переживает сейчас твоя мама!

      Но, похоже, из всего услышанного моя дочь сделала единственный вывод:

      – Так, значит, вот откуда у меня такие таланты. А я-то начала подумывать, не сосед ли виноват…

      Тут уж она получила от меня хороший подзатыльник.

      И вот она – Хвойная.

      Мы сошли с поезда, и в нос ударил густой сосновый воздух.

      – Чувствуешь?! – торжественно спросил я у дочери и глубоко вдохнул. Запах детства! Кузя вытянул поводок-рулетку на все пять метров и радостно забегал, тоже поднимая нос вверх и принюхиваясь, но скорее по другому поводу. Видно, недавно здесь пробегала течная сука.

      Мы пошли наискосок от вокзала по тропке с двух сторон заросшей кустами, по которой я всегда шел к бабушкиному дому, приезжая в Хвойную. Перешли вокзальную улицу рядом со столовой, где когда-то, будучи уже на пенсии, бабушка подрабатывала посудомойкой, чтобы накопить денег к приезду внуков. Также наискосок вышли на улицу Денисова, а потом – на Пионерскую, и пошли по ней.

      – Все улицы в этой части поселка параллельны, – объяснял я Маше.

      – Я уже заметила.

      – Вокзальная, Денисова, Пионерская, Шоссейная… – перечислял я с восторгом, охватившим меня, и вдруг запнулся. Название следующей забыл. – Ах да, потом Железнодорожная, потом наша, Восьмое марта и последняя – Речная.

      – И вся деревня?

      – Это не деревня, а поселок городского типа, районный центр, и улиц здесь еще очень много, я же тебе говорил.

      От вокзала до нашей улицы Восьмое марта было ходьбы минут двадцать. И вот она, наконец!

      – Странное название, – прочитала Маша старую табличку на угловом доме, – улица Восьмое марта. Было бы хоть: улица имени восьмого марта.

      – Маша, прекрати везде искать странное.

      По-моему, она просто посмеивалась над моей восторженностью.

      Мы уже подходили к нашему дому. Потянулись дома ближайших соседей.

      – Не знаю, как сейчас, а раньше здесь жила Терещиха, в следующем доме Еромыгины, потом баба Лиза. А по этой стороне: баба Ириша, потом наш дом, потом Садовничиха.

      Маша фыркнула. Мне же эти имена ласкали слух.

      – А где соседи Булыги? – вспомнила дочь.

      – Это внуки бабы Ириши. Сама-то она, конечно, уже умерла, она ведь была старше моей бабушки. Вот их дом. А дальше – видишь, в конце улицы заготскот…

      – Загот – что?

      – Заготскот – "заготовление скота" сокращенно. Потом расскажу.

      – Где же конец улицы? Конца-то чего-то не видно…

      Я уже и сам заметил. Разрослась улица Восьмое марта: раньше за заготскотом было поле, а там – и лес. Теперь же новые дома уходили вдаль.

      И тут мы были обнаружены соседями, не помешали и надвигавшиеся сумерки.