Апокриф. Давид из Назарета. Рене Манзор

есть все права.

      Тарсиец, с левой рукой на перевязи, держался в стороне от спорящих и считал очки в свою пользу. Благодаря тому, что он вынудил прокуратора пригласить сюда Каифу, ему удалось раскрыть то, что он утаивал от первосвященника, обеспечивая себе поддержку своего нового хозяина.

      – Ты убеждал меня, что угроза исчезнет, если я отправлю на крест твоего «царя иудеев», – не унимался Пилат. – А сегодня я узнаю, что у него есть наследник.

      – Прокуратор, я первый, кто…

      – Так ты скрывал от меня его существование? Да или нет? – орал наместник, грозя указательным пальцем.

      Его охватила настоящая паранойя, безудержная паника. Каифа обернулся к Савлу и долго пристально смотрел на него, словно стараясь разгадать, к каким наговорам тот еще мог прибегнуть. Потом он откашлялся и решил говорить откровенно:

      – Я ничего не знал о существовании этого ребенка, прокуратор, Господь тому свидетель.

      – Ты годами преследуешь членов этой секты, а сейчас ты хочешь меня убедить, что никогда о нем не слышал.

      – Никогда! Не сомневайся в этом, потому что… он ничего из себя не представляет в глазах назарян! И он ничего не унаследовал. Вымышленное царство Иешуа из Назарета не от мира сего. Он сам тебе об этом сказал! Следовательно, его сын не может ни на что претендовать!

      – Так зачем же тогда его мать скрывала его в пустыне? – вмешался Савл.

      Первосвященник ледяным взглядом окинул начальника охраны и, нисколько не смущаясь, продолжил:

      – Следует обшарить эту ферму. Возможно, мы найдем там подсказку, где его искать.

      – Обшарь, – распорядился Пилат сухим и высокомерным тоном. – Найди мне этого выродка и убей его.

      – Постой… Этого нельзя делать! – воскликнул Каифа. – Я надеюсь, ты не собираешься убивать ребенка?

      – Достаточно одного маленького камушка в мочевом пузыре великого монарха, и монарх, будь он даже самым великим, умрет из-за того, что не сможет опорожнить его. Я хочу увидеть голову этого щенка, нанизанную на копье. Тебе все ясно?

      Первосвященник повернулся к Савлу, но не нашел в его глазах никакой поддержки. Лишь ему одному, главе синедриона, предстояло противиться этому решению.

      – Неужели великий Понтий Пилат испугался ребенка? – осмелился вымолвить Каифа, осознавая дерзость сказанного.

      – Подбирай выражения, первосвященник, если не хочешь очутиться на вертеле вместе с этим отпрыском!

      Тогда Каифа решил заговорить по-другому:

      – Прости мою вольность, прокуратор, но если Рим приобщает к цивилизованности весь мир, разве это делается не для того, чтобы положить конец подобному варварству?

      – Нет! – рявкнул Пилат. – Это делается для того, чтобы положить конец хаосу, причиной которого являются эти назаряне.

      Савл воспользовался замешательством Каифы, чтобы вклиниться в разговор:

      – Мне понятна твоя щепетильность, первосвященник, – начал он, хитро улыбаясь. – На самом деле я долго колебался, прежде чем сообщил вам о содержимом этого мешка, но не сомневаюсь,