Костровище. Сергей Кузнечихин

      Поют снега?

      Первый вокзал

      Беспечность первого вокзала,

      Где нету надобности знать,

      Что впереди уже так мало,

      А на границе с детством – мать.

      Где чемоданчик без привычки

      Не выпускаешь из руки,

      А в чемоданчике – яички,

      Рубашки, маечки, носки.

      Еще разлуки незнакомы.

      Еще…

      Еще…

      О, боже мой!

      Еще так хочется из дома,

      Как после хочется домой.

      «Труд у нас в стране любой в почете…»

      Труд у нас в стране любой в почете.

      В пульмане известки, по ночам,

      Я, посредством простеньких расчетов,

      Сложную науку изучал.

      Тонна – рубль.

      Совковая лопата,

      В среднем будет килограммов пять, —

      Полкопейки.

      Вроде маловато,

      Но на хлеб легко пересчитать.

      Если же я брал закон Ньютона.

      Не вступая с алгеброй в разлад,

      Получались розы по две тонны,

      Кружка пива – пятьдесят лопат.

      А билет до Сочи и обратно —

      Кончить пульман и второй начать…

      Все прекрасно. Жаль, что респиратор

      Не дает от радости кричать.

      Я учился жить и между делом,

      Узнавал, с лопатою резвясь,

      Как вступает известь с потным телом

      В жгучую химическую связь.

      Воровка

      Какая шапка! Что за прелесть!

      Завистницы, спешите мимо.

      Но вдруг взяла и загорелась

      Внезапно и необъяснимо.

      На перекрестке людных улиц,

      В тумане зимнего рассвета

      Над женской головой взметнулись

      Зигзаги голубого цвета.

      Горела шапка. От испуга

      Зевак вытягивались лица.

      Она могла свернуть за угол,

      Чтоб от свидетелей укрыться.

      Так нет же, гордая шагала

      На зависть всем, кто озабочен, —

      Пусть видят, что она украла

      Мужское сердце этой ночью.

      В поезде

      Красавица! Ну, а грация,

      Аж солнцем вагон сквозит.

      А поезд, теряя станции,

      Летит во владенья зим.

      За дачными частоколами

      В капусте закат дрожит.

      Билетиками с проколами

      Сорит по перронам жизнь.

      Четыре часа, как едем мы,

      Пора перейти на «ты».

      Окрасил маляр неведомый

      В сиреневый цвет кусты.

      Она как дите, внимательно

      Печальную сказку пьет.

      Потом говорим о матери,

      Которая где-то ждет.

      И мне так легко болтается

      О самых унылых днях…

      А в окна влетают станции,

      Расплавленные в огнях.

      Боюсь, чтоб не вышло хуже нам.

      Мы словно сошли с ума.

      А поезд дрожит простуженно,

      Уже по полям зима.

      И город, огнями выстрелив,

      Вечернее небо рвет.

      Попутчики, вещи выставив,

      Заполнили весь проход.

      Выходим… И муж с букетиком —

      На радость и на беду.

      И, ссаженным безбилетником,

      Я следующий поезд жду.

      «…но будет день…»

      …но будет день,

      И ясно, будет пища

      Досужим языкам про эту ночь.

      Они тебя оплачут и освищут,

      И даже постараются помочь.

      Они тебе на все глаза откроют.

      Все выложат о нем,

      Но из всего

      Ты ничего не будешь слышать,

      Кроме

      Магического имени его.

      Лесное озеро

      Ручей, как детская ручонка

      Тянулся к озеру. Туда,

      Где, в небо, глядя обреченно,

      Лежала жирная вода,

      Прокравшись между частых кочек,

      Пытался пятки щекотать

      И тряс над ухом колокольчик,

      Но озеру хотелось спать.

      Оно его не замечало

      И,