Женская верность. Татьяна Петровна Буденкова

уснувшая Устинья. А Акулина, закрыв глаза, мечтала, как раздастся негромкий стук в дверь и вдруг вернётся Тимофей. Она не представляла подробности этого момента, она переживала чувства, почти осязаемо, почти зримо… И сердце сжалось от боли, на мгновенье замерло и застучало часто-часто. Лежать стало невтерпёж.

      Она встала, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить сестру, открыла скрипучую дверку шифоньера, достала картонную коробку, наполненную пузырьками с лекарствами, и, привычно выбрав корвалол, пошла на кухню. Постелила возле батареи старую плюшевую жакетку, прилегла на ней, накрывшись шерстяным платком, и закрыла глаза. Исходившее от радиатора тепло расслабляло, и острая боль ушла, уступив место привычной, с которой Акулина жила больше четверти века с того дня, когда получила казённое письмо, что её муж, Тимофей Винокуров, пропал без вести в боях под Москвой.

      В годы, на которые пришлась её молодость, рязанские деревни хватили горького до слёз. Акулина была в семье самой младшей, и потому выпало ей лихо с самого детства. А началось с того, что землю стали делить не по едокам, а по душам. Душами признавались только мужчины и мальчики, если в семье рождались дочери, то один отцовский пай не мог всех прокормить, и семья обрекалась на голод. Объясняли это тем, что женщины не в силах обработать землю. И чтоб спастись от голодной смерти, оставалось одно: в Москву, на заработки. Но тут молодое советское государство организовало колхозы, куда добровольно-принудительно должны были войти все деревенские жители. Тех, кто был против колхозной жизни, отправляли во всем известные места, не столь отдалённые. Паспорта колхозникам выдавать не полагалось. А без документов – куда податься? Вот и выходило: не привязан, да визжишь.

      Подошёл срок Акулине готовить себе приданое: вышитую рубаху, вышитую панёву, передник, самотканый пояс, цветастый платок, душегрейку, полотенца из отбеленного льна, вышитые красными и чёрными нитками по краям и обвязанные кружевами. Всё добро складывали в сундук. Обитый полосками железа в клеточку и раскрашенный в красный и зелёный цвета, сундук издавал мелодичный звон, когда ключ с вензелями отмыкал его.

      Весенние работы закончились, но дел хватало и на подворье. На рассвете, с первыми петухами, надо было затопить печь, заварить свинье пойло, напоить корову, выгнать её в стадо, сварить семье прокорм на день – обычно кашу или постные щи, потому что мяса от забитой по осени скотины хватало только до половины зимы. Потом надо было натаскать воды для полива огорода и других хозяйственных нужд. Таскали воду на коромысле с реки. Своего колодца не было. И только когда вечерние сумерки спускались на деревню и вернувшееся стадо разбредалось по стойлам, когда струи молока переставали бить в подойник, а куры утихомиривались на насесте, парни и девушки направлялись за околицу.

      Там Акулина встретила статного красавца Тимофея. Самые красивые деревенские девушки оказывали ему знаки внимания. Самые завидные семьи были не против такого зятя, хотя все в деревне знали, что Тимофей – сирота и на руках у него младший брат.

      Невысокая,