Лёшенька. Ольга Пустошинская

песок, посопел, потрогал Яшку за плечо.

      – Яша, послушай… что скажу, – заискивающе заговорил мальчик.

      – Ну?

      – Я нечаянно, честное слово!

      – Ты нечаянно, а меня мамка ругала, – проворчал Яшка.

      – Взаправду больше не буду, ни словечка не скажу! Лопни мои глаза, если вру!

      – Ладно, – смилостивился Яшка. – Хочешь картошку? Ешь, мы сытёхоньки.

      Ванятка подбросил веток в костёр и сел поближе к огню.

      – Давайте что-нибудь интересное рассказывать, – предложил он.

      – Ох, что я сейчас расскажу! – встрепенулся Колька. – Мы с батей ходили в Окунёвка на ярмарку корзины продавать. Мамка велела купить масла постного, крупы и соли, если там в магазине будет. Тележку нагрузили корзинками полнёхонькую. А за нами пёс Умник увязался. Я гоню его домой, а он не уходит, скулит. Тятя сказал: «Ладно, пусть с нами идёт, авось не потеряется».

      Это Умник-то потеряется? Да никогда! Он очень умный. Тятя его на выгон с собой берёт стадо от волков охранять. Умник волка близко не подпустит – вот какой умный.

      – Эге, умнее тебя, – подначил Яшка, но Колька пропустил мимо ушей.

      – Катим тележку по дороге, до Окунёвки уже рукой подать, как вдруг Умник зарычал, шерсть дыбом. Мы как глянули вперёд, так и обмерли: на дороге волк стоит и прямо на нас смотрит.

      – Какой волк? Всамделишный? – испуганно спросил Лёшенька.

      – А то какой же! Огромный, серый, глаза жёлтые.

      – Эх, ружьё бы! – прищелкнул языком Яшка.

      – Тебе бы всё ружьё, дальше слушай…

      Тятя за палку схватился, стал кричать: «Пшел вон, пшел вон!» А он с места не двигается, даже на землю лёг, а глаза грустные, человечьи.

      Умник успокоился, близёхонько подошёл и стал обнюхивать волка. А потом как стал лаять, как будто нас подзывать. Тятя меня толкнул за тележку, а сам пошел, хоть и испужался. Волк ползёт по земле, скулит, плачет, в ноги тяте уткнулся. У него руки и опустились. Сколько живу, говорит, а такого никогда не видывал, не обошлось без ведьмака, как пить дать.

      Снял с себя пояс и трясучими руками стал узлы завязывать, а сам бормочет: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…» И как набросит пояс с узлами на волка!

      Колька подскочил, и размахивая руками, показал, как отец набросил пояс.

      – Ну?! А дальше-то что было, не томи! – заёрзал на месте Яшка.

      – А дальше… шкура у него расползалась на куски, а под нею человек на земле лежит в солдатской гимнастёрке и сапогах. Очнулся, оглядел свои руки и заплакал. Так благодарил, часы свои серебряные тяте отдал. Важнецкие такие часы!

      – А кто это был, Колька?

      – Солдат на побывку домой шёл, заплутал и на ведьмака нарвался. Превратил его ведьмак в волколака. Как? Набросил волчью шкуру на спящего и заклинание сказал. Так человек волколаком стал. Вокруг своего села кружил, а подойти близко боялся – мужики бы прибили.

      – Ух ты… ужасти какие, – выдохнул Ванятка.

      – Умник распознал человека. Волчьего духу в нём не почуял.

      – Не зря Умником назвали, – одобрил Яшка. – Про ярмарку, Колька, расскажи. Что там было?