Лёшенька. Ольга Пустошинская

сродственникам купить хотел…Три года сына не видел.

      – Вона как! Три года, говоришь… Да погоди, найду для тебя кой-чего.

      Он открыл боковую дверь и зашуршал кульками.

      – Привезли вчерась крупы и сахару чуток, мука картофельная есть…

      – Давай всё, – обрадовался солдат.

      Через несколько минут он шёл по шоссе, немного подволакивая ногу и сторонясь проезжающих саней.

      – Никак Сапожниковых зять? – вдруг послышался голос.

      Солдат поднял голову. Сани с рыжей лошадью остановились. Бородатый возница внимательно всматривался в худое лицо.

      – Он самый.

      – А я смотрю: лицо как будто знакомое. Садись, доведу по-суседски. Я Антип, сусед ихний. А тебя как нарекли, а то запамятовал?

      – Константин. Спасибо… нога разболелась. – Солдат с облегчением сел в сани, сняв котомку.

      – Но, Жозефина, пошла, родимая!

      – Жозефина, – усмехнулся солдат – Кто же её так назвал?

      – А что? Хорошее имя, – отозвался Антип. – У нас и Наполеон есть, дочка хозяйская назвала… Ты на побывку али как?

      – Насовсем. После ранения чуть богу душу не отдал.

      – Это хорошо, что насовсем… Скорее бы войне конец, без мужика в деревне худо, кого убило, кого покалечило. Баба как лошадь всё на себе везёт, сама в оглоблю впрягается. Лошадей с каждого двора, почесть, забрали. У Михаила-то хотели племенного жеребца забрать, уговорил взять кобылу вместо жеребца.

      – Моих сродственников давно видели? – переменил тему Константин.

      – Вчерась видал, мы же суседи. Мальчонка твой здоров, вымахал – не узнать.

      – Я его махоньким совсем оставил… Вдруг не признает меня?

      – Что ты! Признает, конечно, не сумлевайся!

      Антип, немного подумав, порылся в мешке и вынул красную жестяную банку.

      – Ну, стало быть, тебе нужнее. Держи, сыну отдашь… вроде как от тебя.

      Банка была большая, ярко-красная, с золотыми буквами на глянцевом боку.

      – «Монпансье из фруктовых и ягодных соков… Абрикосов и сыновья» … – прочёл Константин. – Спасибо, дядя Антип.

      – На здоровье. Признает, куда денется-то? Родная кровь… Давай, Жозефинушка, давай, голубушка, чуток осталось!

      ***

      Полинка выпросила у матери красные лоскутки и шила почти всамделишные сапоги для кошки, как в книге сказок, которую Яшка принёс из школы.

      – Четыре сапога надо, – настаивал Лёша, – Зайка не сможет на двух ногах ходить.

      – А на картинке два! – возражала Полина, указывая на хитрого кота в сапогах со шпорами. – Лоскутков все равно только на два сапожка хватит.

      Лёша вдруг замер, прислушиваясь к чему-то, потом сказал, будто выдохнул:

      – Тятя едет…

      – Он на Крещение приедет, до Крещения эвон сколько! Мама! – повернула она голову к матери. – Лёша говорит, что дядя Костя едет!

      – Нет, дочка, рано ещё братцу Константину. Он писал в письме, что в госпитале лежит, ногу лечит. С чего ты взял, баловник? – улыбнулась Лёше мать, продолжая месить ржаное тесто.

      – Ему