Ведьмин зов. Марина и Сергей Дяченко

надо ходить в свитере. В прошлом году в это самое время стояла жара…

      Простые мысли ни о чем были защитной реакцией. Ивга не сопротивлялась – думала о траве и об одуванчиках. О погоде, о скором дожде, о незамысловатом узорчике, нарисованном в уголке ее собственного носового платка. Купленного в галантерейном магазине два месяца назад…

      – Что болит?

      Болело, кажется, все. Но как-то нехотя, тупо. И при любом повороте головы темнело перед глазами.

      – Что ж вы со мной возитесь? Сдайте в изолятор, да и дело с концом…

      – Приляг на спину. Платок на лицо.

      Она выбрала место, где не было одуванчиков. Не хотелось тревожить белые шапки; раз собьешь – назад не вставишь…

      – Очень больно было?

      Нестерпимо, подумала она. Преодолевая головокружение, пожала плечами:

      – Ерунда… Так, немножко…

      Ее голову приподняли; через секунду ее затылок лег на жесткое и теплое. На чьи-то колени, причем в первый момент прикосновения ее будто дернуло слабым разрядом тока.

      – Не дергайся… Так надо… Родители у тебя живы?

      – Зачем…

      – Просто так. Интересно.

      – Мать. Я ей с полгода не писала.

      – Не любишь?

      – Люблю… Потому и… думала – устроюсь… тогда напишу, вроде как порадую…

      – Может, она болеет? Может, ты ей помочь должна? Если не писала, как ты знаешь, что она жива-здорова?

      Ивга помолчала. С трудом подняла веки; в небе было пусто. Безоблачное бесптичье.

      – Мне брат сказал… ну, в общем он хороший парень, надежный. Старший брат. Младший – тот лоботряс… Сказал – поезжай. Если объявишься – и тебе будет хуже, и всем. Ведьмы – они все безродные?

      – Не все. Но многие.

      Мимо прокатила машина. Чуть замедлила ход – но не остановилась.

      – Назар не станет… никогда на мне не женится. Он не может жениться на ведьме. Это нормально. Вы ведь тоже не смогли бы.

      Инквизитор чуть усмехнулся:

      – Я… Я. Я бы смог. Наверное.

      От удивления она даже чуть привстала. Слабость тут же взяла свое – Ивга опустилась обратно, пережидая головокружение.

      – Скажи, Ивга. Ты помнишь, что ты мне говорила?

      – Я приношу извинения, – выдавила она через силу.

      – Извинения не приняты. Помнишь? Могла бы повторить?

      Она помолчала.

      – Нет. Я… забыла.

      – А откуда те слова взялись, помнишь?

      – Не знаю…

      Кровь, которая совсем было остановилась, полилась опять. Ивга прижала к лицу мокрый платок.

(Дюнка. Апрель)

      Наутро Клав попросил прощения у Юлека Митеца. Обрадованный примирением, тот весь день стрекотал, как кузнечик, и делал Клаву множество мелких приятностей.

      Клав не поехал в город. Честно отсидев занятия, он вернулся в комнату, улегся на койку поверх покрывала и крепко зажмурил глаза.

      Вчера он чудом избежал гибели. Гибели нелепой и страшной и, наверное, достаточно мучительной; фантазия его не скупилась на подробности,