Ведьмин зов. Марина и Сергей Дяченко

в центре. Выпотрошив для этого заветный счет, заведенный три года назад с мечтой купить спортивную машину. Клетушка на пятнадцатом этаже тесного, как улей, дома, где даже соседи знают друг друга лишь мельком и случайно; теперь у них с Дюнкой будет настоящая спокойная жизнь. Будто бы ничего этого и не было…

      Он вздрогнул, сжимая руку сильнее. Ему было страшно. Он боялся за Дюнку – но вот горе, Дюнку он боялся тоже. Его мозг пытался – и не мог осилить это противоречие: Дюнка умерла… Дюнка вернулась… Она в могиле… Она мертва – и вот она, сидит рядом…

      Усилием воли он запретил себе задумываться. О жизни нельзя думать слишком усиленно – пропадет охота жить. Не будем предвосхищать грядущие беды, будем решать проблемы по мере их поступления…

      На Дюнкиной спине пятном проступила влага. Это мокрый купальник пропечатывается сквозь тонкий плащ…

      – Тебе не холодно?

      Отрицательный жест головой. Теперь ей никогда не бывает холодно. А пальцы у нее ледяные, как зима…

      Будто ощутив его настроение, она чуть повернула голову. Легко сжала его ладонь – чуть-чуть:

      – Клав… Не… покидай… меня.

* * *

      Комнатушка была размером с автобус. Над улицей нависал балкон, полукруглый, с неровными проржавевшими перилами. У Клава, который вышел покурить, сразу же закружилась голова, потому что под ногами, на расстоянии четырнадцати этажей, текли друг другу навстречу два безостановочных потока – сверкающий металл, разноцветные фары, раздраженные, доносящиеся в поднебесье гудки… И ночи – как не бывало. Грязноватый, неестественный свет.

      Дюнка сидела на продавленном диване. Она скинула плащ и снова осталась в проклятом купальнике змеиного цвета.

      – Сними его, – попросил Клав шепотом. – Давай его… сожжем.

      Против ожидания, она послушно кивнула. И стянула с плеча лямку. И другую тоже; Клав смотрел, не догадавшись отвести глаза.

      Ее грудь казалась белой в сравнении с остальным телом. Ах да, загар… Не бронзовый, а пепельно-сероватый. Или путает свет, пробивающийся с улицы?..

      Дюнка привстала, стаскивая змеиную ткань с бедер. Клаву захотелось зажмуриться. Купальник превратился теперь в мокрую тряпочку, жгутом скрутившуюся на ее коленях.

      Его бросило в жар. Он невольно взялся рукой за пряжку собственного пояса; Дюнка сбросила купальник на пол и поднялась:

      – Клав…

      Волосы на его голове встали дыбом. Он чуть не вскрикнул – так больно столкнулись в нем два одинаково сильных, одинаково безжалостных знания.

      Любимое тело. Его девушка. Его женщина.

      Мокрые волосы-сосульки. Ледяные ладони. Босые следы на промерзшем песке. Удушливый запах цветов на могиле, и ее лицо – это самое лицо! в широкой траурной рамке…

      Он видел ее в гробу. Как теперь…

      – Клав… не… прогоняй… меня…

      – Я не прогоню, – вытолкнул он сквозь пересохшее горло. – Но…

      – Не бойся… Клавушка, не бойся… Я же тебя люблю… Обними меня, Клав, я так долго…

      Он впился зубами в нижнюю губу, так, что потекла по