Переносчик. Илья Васильевич Смольянинов

при таком близком и легком общении с девчонкой, о которой еще недавно мог только мечтать. Мой менталитет чужеземца, внешние черты, выдающие выходца из другой страны, выстраивали между нами стену, которую мне трудно было перепрыгнуть с первого раза. Хотя чувствовал я себя вполне комфортно. Ах, если бы еще не чертов электрик!

      III. У обочины

      Тысячи оттенков желтого, красного, синего и зеленого мелькали в витринах. Вечерние фонари старались привнести еще больше пестроты в конец дня. Самый разнообразный свет бликовал на стеклах машин и отражался в сотнях скользких глаз. Звуки гармоничной урбании текли симфонией вместе с этими красками. Нескончаемые голоса людей, смех, возгласы, шум машин, стук дверей и цокот каблуков, протяжные сигналы, басы громкой музыки, свист и шорох танцевали в вечернем зареве опускающегося в конце проспекта солнца. И хоть тонкие лучи его еще долетали до блестящих стен домов, в городе было уже сумрачно. И эти желтые, синие, зеленые витрины демонстрировали свои пестрые краски все выразительнее с каждой минутой наступавшей темноты, выставляя сокровища собственных недр в восхитительных цветах: где-то можно было понаблюдать диких экзотических животных, другие щеголяли разноцветными костюмами неизвестных стилей, третьи блестели драгоценностями, четвертые – красивыми бутыльками и флаконами, в пятых танцевали пушистые существа; и мужчины в щегольских нарядах, проходя мимо, старались слегка отстать от своих дам, чтобы спокойно насладиться несколькими секундами созерцания. Люди шли не спеша, покачивая раскрытыми прозрачными зонтиками, будто ждали благословенного дождика. Но дождика не намечалось, и они это знали; просто теперь в Саонгоре такая мода – прозрачные зонтики. А вообще вечером, после захода солнца, здесь все шумно гуляло, и сейчас можно было наблюдать лишь прелюдию к вечернему празднику.

      Я припарковался на обочине перед огромным зданием, которое все называли «Универсал», выскочил из машины и, оббежав с другой стороны, точно лакей, открыл дверь Сандре. Просто решил провести ее до входа в «Универсал» и ехать дальше. "Ничто, даже сам бог, не помешает мне сохранить собственную жизнь!" – твердо отрезал я себе в ответ на жгучий соблазн провести этот вечер с девушкой. Она медленно вышла из машины, и мы сделали несколько шагов в сторону стеклянных светящихся дверей "Универсала".

      – Фу! – выдохнула Сандра. – Здесь воздух хоть и пахнет дымом и топливом, но все равно свежее, чем у тебя в машине.

      Около «Универсала» почему-то было малолюдно; двери без охранников, которые, напоминая церберов преисподней, постоянно здесь стоят. Подойдя к полупрозрачным зеркальным дверям, я увидел бегущую строку: «Универсал» закрыт до конца месяца. Приносим извинения".

      – Черт! – вырвалось у меня.

      – Что ты так забеспокоился? Ничего страшного, – лился откуда-то сзади голос Сандры. Похоже, она не сильно огорчилась сорвавшемуся делу. – Поехали, прогуляемся куда-нибудь.

      Я сильно разнервничался, руки затряслись, будто почва уходила из-под ног.