Феномен зяблика. Олег Денисов

меня к нужному человеку. Нужным человеком оказалась баба Варя. Она предложила мне пустующий дом своей матери и, распознав во мне городского ребенка, тут же сообщила, что дом продается, я могу осмотреть его с пристрастием и оценить пригодность к дачной жизни. Единственное табу, которое наложила баба Варя, это не топить печь. В силу того, что ей уже несколько лет не пользовались, и старушка не знает в каком она состоянии.

      – Сколько с меня полагается за ночлег? – поинтересовался я.

      – Да, давай, сколь не жаль. Рублей двадцать, или тридцать… А то и ничего не давай, – предложила баба Варя. – Живи так, и скольки хочешь. Мы тут кажнему новому человеку рады, а не то будет как в Арье.

      – А что бабушка, в Арье не так?

      – Да, нечисто там, сынок. Мы когда мимо едем всегда молимся, – сказала баба Варя и перекрестилась.

      – И помогает?

      – Не всегда, – призналась старушка. – Позапрошлой зимой сосед мой, Матвей, вернулся с вахты, с Москвы, шел домой и не дошел. Приехал то рано, на обеденном автобусе. В Перерывах все его видели, как сходил с автобуса, как вышел за околицу и пошел по дороге. Пошел, да не дошел. Из пункта А вышел и опаньки! Ни одной косточки по всей округе до сих пор не нашли.

      – Может из-за денег убили? – предположил я самый тривиальный сценарий. – После вахты обычно с зарплатой возвращаются.

      – Да у нас душегубство как-то не принято. Баловать – балуют, а так чтобы – нет. И посторонних зимой у нас не бывает, дачники и «туризты» дома сидят. Милийция уже на следующий день стала искать. Нюра то мужа с вечера не дождалась, так утром уже всех на ноги подняла. В Перерывах всех пересчитали, всех записали. Кто приехал на автобусе, кто уехал, к кому на машине приезжали, когда уехали. А по следам то и определили, что дошел наш Матвей до Арьи, да там и сгинул. Вот есть след, а вот и нет следа. Опаньки! – старушка прочертила руками в воздухе, где был след и где его не стало.

      – А что все-таки с селом случилось? – спросил я, снова вспомнив жизнерадостную картинку двадцатилетней давности.

      – Да как то, в одну зиму, все покинули село. Оставалось несколько старух, да и те на зиму к детям в город перебрались. Совсем село опустело. Вот они и вернулись.

      – Кто? – не понял я.

      – Предки. Стали из могил и пришли, – без тени сомнения повествовала баба Варя.

      – Зачем?

      – Грех это страшный, когда бросают насиженное место. Сколько поколений трудилось не покладая рук, чтобы село отстоять. И на тебе. Все бросить! Там где отец твой сажал картошку, там, где дед твой сажал картошку, там, где прадед твой сажал картошку, там, где прапрадед сажал картошку или сводил лес, чтобы потом сажать картошку… А ты, вдруг, говоришь: «Хватит», и рвешь ниточку поколений. А без этой ниточки ты перекати-поле, и не будет тебе счастья ни в этой, ни в другой жизни. Потому что нельзя без корешечков-то. Вот мертвецы и не вынесли поднесенного позора, перевернулись в гробах и вернулись в свои дома. Вот тебе и опаньки!

      – Это, что легенда? –