Листая жизнь. Или вечный поиск. Екатерина Зырянова

остановиться. Опьянел, что-ли.

      …Всё пройдёт. Мы перестанем смущаться, нести чепуху и оборачиваться, украдкой и смотреть на часы, ты научишься говорить мне ласковые слова не краснея, а я не буду считать твои минуты и научусь считаться с твоей работой. И смски не буду присылать в неурочный час.

      Нам очень, нам невероятно повезло, что мы встретились. Это стОит многого, если не всего. Поверь, я знаю что говорю…

      Я больше не буду твердить о том, как соскучился и хочу тебя. И так всё понятно. Чего долдонить впустую. Я попробую вести себя адекватно второму уровню твоей жизни, ибо не имею права выходить на первый…

      Но и ты, пожалуйста, не комплексуй, не зажимайся и не придумывай проблемы там, где их нет…

      И не стесняйся меня целовать. Мне всю жизнь так этого не хватало ("…и вечный бой, покой мне только снился…"). Простишь мне эту слабость?

      Целую.»

      Тебе просто этого не хватало всю жизнь, а я просто люблю тебя.

      Ты несешь в мою жизнь свою религию, своих богов и своих идолов, ты учишь меня им покланяться. И мне не совладать с этой религией. Мне не победить ее.

      И я недолго сомневаюсь. Я даже не сомневаюсь совсем. Я просто смотрю на тебя и понимаю, что я тоже этого хочу. Хочу.

      «Ты сейчас совещаешься. А вечером, вечером будут мерцающий компьютер, полумрак кабинета и кот у ног. И бессонница. Куда от нее? Может быть, лучше пусть я тебе сегодня приснюсь? Во сне я точно не буду язвить. Я буду любой. Какой ты захочешь. Это ведь твой сон.

      Обнимаю. Я.»

      «Приснись!

      Приснись!

      Приснись!

      А я – тебе… Свернусь калачиком у ног, и… буду любым в твоём сне…»

      II

      Это было так давно, и так недавно, почти вчера. Почти полвека назад. Ты лежал на песке и смотрел в сумасшедшее звездное небо. Мальчишка. Тебе казалось, что твоя душа горит так же как звезды. Холод сковывал, обволакивал, затуманивал сознание, а душа пылала и обжигала измученное тело. Было страшно тихо. О чем ты думал тогда? О войне? О том, что ты почти каждый день хоронишь своих парней? Что все бессмысленно? Что ты еще никогда не любил?

      Вы попали в огненное месево. И ты почти ничего не слышал, как будто кто-то выключил звук. Ты видел, словно как в замедленной перемотке, как рядом разлетелось живое тело. Ты не мог осознать, вместить в рассудок, впихнуть в разумение, что это не сон. И это разорванное тело – твой солдат, и твой друг.

      Ты видел много абсурда. Ты пытался его избежать. Ты еще совсем мальчишка, ты пытался поступать по совести. Как ее измерить, совесть, каким мерилом, если кругом смерть?

      Ты видел столько абсурда. Самого разного.

      Когда посылали в перерывах между боями на учение. И однажды учения были во время грозы. Солдата отправили на грузовике в горы.

      – Товарищ комбат! Гроза же! Попадет в машину!

      – Приказы не обсуждаются!

      И на глазах окаменевших сослуживцев молния как по колдовству попала