Между молотом и наковальней. Кристина Александровна Струк

в темноте струной от гитары. С Женей мы пересекались в основном на перекурах, я точно уверена, что мы были единственными, кто общался друг с другом – так нас тошнило от нашего коллектива, какой переживал о фильтрах на своем очередном селфи больше, чем о собственной жизни. Женя был молчалив и застенчив, но в скором времени наши перекуры перерасли в кофепития и обеды. Он мне откровенно нравился, привлекал, меня даже не беспокоило, что у меня был парень – а был ли он? – вечно пропадающий, безумный в своих идеях, так часто забывающий о том, что мне нужно внимание, поддержка, любовь.

      В офисе никого не осталось, кроме меня и Жени, все массово ломанулись на какой-то супер важный для них (а, вероятнее всего, ценность заключалась исключительно в бесплатности) концерт на ВДНХ, а мы явно не вписывались в ту публику. Что-то сподвигнуло спуститься меня вниз в магазин, взять бутылку коньяка и вернуться обратно, дабы предстать перед ним с гостинцами и без лишних слов. Он резко вскинул голову, завидев меня, его лицо было спокойным, ни один мускул не дрогнул, лишь глаза на какую-то долю секунды расширились. Женя сжал на миг губы, словно собираясь с мыслями, потом как-то обречено все же провозгласил:

      – Это должно было рано или поздно произойти. Я не знал, как это спланировать, но ты меня опередила. Пошли.

      Пришли новобранцы – а я не знаю, что мне с ними делать. Молодые мальчики, едва школу закончили, но уже рвутся в бой, а их только подстрекают. Мне стало жаль их, что-то отцовское проснулось внутри и заставило защитить их, скрыть под своим крылом, но дабы понимать, в чем же загвоздка, я решился на откровенный разговор.

      Первый паренек был из богатой семьи. Никогда не было ему ни в чем нужды, но отец, построивший в 90ые свой бизнес на крови, теперь рвался к власти. Этот паренек ненавидел его: за то безразличие к семье, за то, что тот не знал, когда день рождения у детей и предпочитал проводить свободное время в объятиях молоденьких девиц, а не супруги. Он рассказывал о том, что видел мерзкие депутатские рожи на различных семейных праздниках, его раздражали их разговоры, то, как они упивались своей безнаказанностью. Рассказывал он пылко, то и дело сбиваясь в своих эмоциях, но рассказ его был по существу. Мне было ясно одно – все депутаты для него были цельным ненавистным ему образом – его отцом. В каждом из них он видел его – своего главного врага – и по крупицам уничтожая представителей власти, в своем сознании он хотел стереть всю силу своего родителя, отомстить ему за все свои обиды, лишить того единственного, что делало его всесильным – власти, связей, денег. Он был обиженным ребенком, а обида – самое опасное чувство, этот паразит не успокаивается, покуда не насытится безумствами того, в кого он вселился. Нужно было его успокоить и объяснить, что местью мы не занимаемся, а если и несем какие-то личные мотивы – стараемся их не афишировать, так как это не клуб униженных и оскорбленных,