Мировая революция. Воспоминания. Томаш Масарик

что они не хотели продавать за деньги и требовали инструменты, гвозди и т. д.; наконец, нам мешало непрерывно менявшееся политическое положение.

      Вначале мы зависели от русских военных учреждений. Когда же мы стянули силы на Украине, то русские учреждения начали понемногу уступать свою власть украинским, поскольку Украина становилась самостоятельной. Одновременно мы не могли избежать переговоров с новыми возникавшими большевистскими властями, которые становились господствующими.

      Тут же возник тяжелый вопрос транспорта, то есть как повезти наше войско на восток, потому что мы настаивали на том, что хотим через Сибирь, морским путем во Францию. Русские дороги изо дня в день портились и в смысле управления, и в смысле материала. Поэтому-то вопрос передвижения был таким трудным.

      Естественно, что среди большого числа добровольцев не все были одинакового качества и не стояли на одном уровне. Так, уже само собой понятно, что не все записывались по идеальным, патриотическим побуждениям. Русские лагеря для военно-пленных были в большинстве случаев для наших очень дурны, – особенно скверно действовала неволя и бюрократический прижим политически необразованных начальников лагерей, а поэтому легионы для них означали освобождение. Это особенно верно по отношению к позднейшей послереволюционной эпохе 1917 и 1918 гг. Легионы предоставляли им также большую личную безопасность и лучшее обеспечение, особенно на случай болезни; поступление в легионы охраняло их также перед Австрией – если бы они вернулись домой, то попали бы в австрийское войско, а там им было бы хуже, и многие из них бы наверное погибли. И в этом отношении наше войско было спасением.

      Солдаты сами хорошо следили за различными видами беглецов; перед битвой у Зборова ушло около ста стародружинников – все это были люди, рожденные и воспитанные в России. Однако большая часть наших людей были хорошими и надежными солдатами, исполнявшими честно и успешно свои тяжелые обязанности. У меня было много случаев и возможностей наблюдать нашего солдата, а таким образом, и чешского человека.

      Я не знаю точного количества чешских и словацких пленных в России, а потому не могу установить точного соотношения между легионерами и пленными; мне кажется, что количество тех, которые не записался к нам, довольно значительно. Точное выяснение вопроса могло бы дать хорошее мерило для общей сознательности и политической решимости.

      Мои отношения с солдатами были хорошими, дружескими, товарищескими, несмотря на то что в суждениях я был строг, иногда даже очень строг. Искренность, мне кажется, является наилучшим способом поддержания хороших отношений между каждым высшим и низшим, командиром и солдатом; кроме искренности, необходима еще последовательность и, главное, справедливость. Войско неизменно держится на авторитете, особенно во время войны офицеры и командиры являются тем, чем в политической жизни лидеры. Но военные вожди не должны быть демагогами, за это обычно они сами