КриБ,или Красное и белое в жизни тайного пионера Вити Молоткова. Марк Олейник

капельки не удивился, когда толпа расступилась и к нам, как на сцену, вышла маленькая старушка – вся в белом, понятно, да еще с белым же кружевным зонтиком.

      – Что случилось? – спросила она тихо, но очень внятно.

      – Почему вы говорите по-русски? – изумился я.

      – Потому что я русская, – ответила старушка. – Расскажи очень коротко, что тут у вас за катавасия.

      Ох как я обрадовался, услышав такое родное слово!

      – Вчера он украл у папы кошелек, – я показал на маленького араба со слегка опухшим носом. – А сегодня… – словом, я действительно постарался быть предельно кратким.

      Я тараторил, и во мне расцветала надежда, что старушка в белых кружевах что-то сможет сделать со всей этой шайкой.

      Шайка, кстати говоря, тоже не молчала. Взрослые разбойники расспрашивали маленького, тот размахивал руками, злобно показывая то на меня, то на Клару. Взрослые в ответ шевелили бородами. Кольцо сжималось вокруг нас.

      Когда я затылком уже чувствовал их жаркое дыхание, старушка заговорила. И как это она исхитрилась выучить арабский язык? Но выучила хорошо, говорила без остановки, уверенно, я бы даже сказал, напористо, и зонтик в ее руке сновал, словно парус над волнами.

      Что она говорила? Мы с Кларой слушали очень внимательно. Я даже рот открыл, но, в отличие от разбойников, которые тоже слушали не отрываясь, не понимал ни слова. Если бы я знал, что мне так понадобится арабский, я бы ночей не спал, а выучил.

      Старушка закончила свою речь, и тут произошло удивительное. Один разбойник, самый старый, подошел к мальчику с опухшим носом и дал ему такую затрещину, что тот свалился, а я подумал, что сейчас и мне несдобровать. Но ничего подобного: всхлипывающего мальчика разбойник схватил за ухо и поволок прочь, тот разрыдался, и стало его мне жалко, как самого себя.

      Толпа загалдела, и тут откуда ни возьмись появились папа с мамой. Папа от волнения был совершенно красный и дымился, как паровоз, и даже мама покраснела слегка – не то тоже от волнения, не то от белого солнца.

      – Что такое, товарищи? – закричал папа, вскочив в середину толпы и с облегчением увидев нас. – Все в порядке, товарищи! – продолжил он, а собравшиеся уже расходились. – Ну вот! – обрадовался он. – Я знал, что простые люди сердцем понимают, что мы такие же, что мы на одних баррикадах.

      – Папа! – зарыдала Клара и бросилась в объятия к маме, успев показать в броске на старушку. – Это она нас спасла!

      – Спасибо! – грянул папа. – От всей души. Я Владимир Ильич. Красный директор, – он протянул старушке руку.

      Она величаво наклонила голову и тоже протянула папе руку… ладонью вниз. Словно ожидала, что папа ее поцелует!

      – Очень приятно. Княгиня Зинаида Андреевна Трегубова.

      – О господи, – пролепетала мама.

      А папа взял и поцеловал княгине руку.

      Глава третья

      Изменение в нашей жизни

      Вот чем может закончиться невинная прогулка по узким улицам магрибской медины. «Магрибская» означает «североафриканская», а «медина» –