Вовы больше нет или будни хирурга. Виктор Горячев

осмотра, протокол операции, посмертный эпикриз. Опять телефонная трель бьет по башке. От неожиданности в полной тишине сердце рвануло из груди.

      – Алло…

      – Это приемник. А куда пойдет больной из операционной?

      – В морг.

      – Как? Умер что ли?

      – Умер.

      – Тут его родственники пришли, я их к вам направила на этаж в ординаторскую.

      Вот же дура, хотя ладно.

      Через пару минут дверь в ординаторскую робко приоткрылась. На пороге нерешительно возникли двое: весьма потрепанная крашенная перекисью блондинка с черными корнями волос и признаками гидроцефалии на лице, в спортивном костюме, и второй персонаж – мужчина в возрасте от 30 до 50 лет, нос свернут на бок, очень худой, в затрапезном костюме и аляпистой рубахе, расстегнутой почти до пупа. Третьим был больничный охранник. Вопрос у родственников один: «Как там Вова?». С третьего раза Либерману удалось объяснить им, что Вовы больше нет, что он умер на операционном столе от кровопотери и ранения сердца. Ночные визитеры посмотрели на него с легким ужасом и недоверием и, не попрощавшись, исчезли во мраке коридора.

      К шести утра Либерман дописал протокол осмотра Вовы, протокол операции, списал операцию в журнал, оформил историю болезни на судебно-медицинское вскрытие и прикорнул на диване. Еще можно поспать примерно час.

      Опять этот гребаный телефон! На этот раз он снял трубку абсолютно равнодушно, без каких бы то ни было эмоций.

      Голос в телефоне поведал: «У нас тут инородное тело пищевода привезли. ЛОРы уже посмотрели, приходите».

      Сил на истерику у Лёвы уже не было. Можно было отправить своих коллег, но Либерман все равно уже на спал и ложиться смысла не было, поэтому он покорно спустился в приемное отделение и вошел в смотровую. А там сидит бабища, необъятных размеров, с усиками, в очках с мощными диоптриями и источает на весь приемник запах пота, кошек и какой-то сырости. Ела рыбу (в 3 часа ночи! сволочь) и проглотила косточку. «Два часа боролась с костью самостоятельно: корки хлеба ела, пила водичку, пыталась вызвать рвоту и т.д., потом решила, что вместо рвоты нужно вызвать скорую».

      Скрипя зубами, Либерман оформил историю болезни и начал объяснять пациентке, что сейчас ей через рот, до самых до кишок, введут аппарат – фиброгастроскоп и с его помощью будут доставать косточку. Бабища трактовала услышанное по-своему: «Ох…ли совсем, я, б…дь, косточкой подавилась, а они мне шланги в желудок пихать!». С этими словами она собрала пожитки и исчезла в недрах приемного отделения по направлению к выходу, на ходу проклиная отечественное здравоохранение во главе с Либерманом.

      В семь тридцать утра спящего поперек дивана Либермана растолкал Поляков: «Лёва, через сорок минут планерка».

      ГЛАВА 2. Уже вторник, а понедельник продолжается

      Большая жирная муха ползала по потолку больничного конференц-зала. За перемещениями насекомого отрешенно наблюдал Либерман, который