Вовы больше нет или будни хирурга. Виктор Горячев

было сразу два пациента с направлением от травматолога из поликлиники №27. Травматолог Цыпочкин был широко известен в городе своей манерой всех обратившихся к нему пациентов переправлять в стационары с разными «стационарными диагнозами». Например, пациентам с ушибом груди он выставлял диагноз множественные переломы ребер, осложненные гемопневмотораксом, и направлял в стационар. Результатом такой работы становились бессмысленные обследования в стационаре и потеря времени для врача и для больного. Когда Цыпочкина начинали прессовать за спихивание пациентов, он гордо заявлял, что делает это для блага больного, так как лучше перебдеть, чем недобдеть. В итоге оба пациента, направленные Цыпочкиным, пошли домой, потеряв, как и Либерман, почти час жизни напрасно.

      Дежурство шло своим чередом, а на улице стояло лето. В перерыве между пациентами Либерман выходил через приемное отделение на улицу покурить. Жары уже не было. Вечерело. Мимо больницы шли куда-то люди. У них своя жизнь. Кто-то шел домой, кто-то в гости, кто-то по магазинам. Либерман вдруг почувствовал себя аквариумной рыбкой. Он рыбка, а больница большой аквариум, выставленный где-то в людном месте.

      Солнце садилось, на город опускался вечер. Скорые продолжали привозить пациентов. Больше всех сегодня доставалось терапевтам и неврологам. К вечеру Либерман порядком устал. Приняв последнего пациента со спонтанным пневмотораксом, он поднялся в отделение около 2 часов ночи, лег на диван, не раздеваясь, и уснул. Это был даже не сон, это была кома.

      Из бездны сна, когда проваливаешься куда-то глубоко и далеко, Лёву выдернул треск телефонного звонка. Треск раздался где- то вдалеке, потом через секунду звон стоял у Либермана в голове – он проснулся. В темноте нащупал трубку телефона и прислонил ее к уху. В ухо как из пулемета: «Алло! Это приемник! Везут тяжелое ножевое! Приходите быстрее! Уже позвонили в оперблок и анестезиологам». Либерман тупо посмотрел на часы: 03:15. Схалявить не пройдет, надо идти. Его время до четырех. Спустившись в приемное отделение, сразу вышел на пандус, куда подъезжают скорые. Еще темно. Неподалеку в уличном кафе пьяная толпа орет песню про батарейку. На улице тепло. Где-то далеко, за домами, небо стало сине-красно-мигающим, и яркость мигания становилась все сильнее и ближе. Наконец, из-за поворота появилась скорая помощь – реанимобиль. В салоне горит свет, на передних сиденьях, кроме водителя, никого – значит, все совсем плохо, коль вся бригада в «пассажирском» салоне. Подъезжая к больнице, водитель зачем-то разогнался на пустой дороге и включил сирену, эхо которой обрушилось на головы спящих граждан и подгулявшей компании в кафе. Заехав на пандус, машина замерла, все стихло, мигалки и фары погасли. Тишина. Вдруг распахиваются все двери – и началось…. Салон скорой, каталка и сам больной – все в крови, изо рта больного интубационная трубка, между ног у больного лужа дерьма. Врач скорой коротко докладывает Либерману о случившемся: «Порезал собутыльник, брали с дачного товарищества, давление на месте шестьдесят на ноль, подлили в вену, сейчас 90/50».

      Либерман бегло осмотрел