Возвращение в Белоземицу. Валентин Гольский

мне вручают уже знакомый штопор.

      – Откуда ты их берёшь?

      – Это только ты, отправляясь на свидание, не способен позаботиться даже о вине.

      – А у нас что, свидание? – задумчиво протягиваю я.

      – Ещё чего, обойдёшься! – Яна показывает мне язычок и отправляется мыться, оставив свёрнутое рулончиком полотенце почти у самой воды.

      Над рекой разносится незнакомый, но очень приятный аромат. Смотрю как девушка тщательно намыливает волосы, пена белыми хлопьями падает на воду. Иногда она забывается, поворачивается ко мне боком, и тогда вижу грудь Яны, высокую, с тёмными ореолами сосков.

      – Химия… – говорю я скорее сам себе, чем спутнице, но Яна слышит меня и понимает.

      – Это специальная зелёная линия косметических средств, – говорит она. – Безвредно для природы.

      – Ну-ну…

      Больше ничего не говорю, молча наблюдаю за тем, как Яна мылит тело. Мочалку, разумеется, она взять забыла, поэтому моется ладошками.

      – Намылишь спину?

      Нежно, стараясь помнить о том, что спина у неё обгорела, мою ей спину, хотя надобности в этом по моему никакой нет, сметана давным-давно смылась речной водой. Ладони скользят по её спине вниз, оставляя за собой белый, мыльный след. Касаюсь резинки её трусиков, и поднимаюсь к шее. Затем вновь вниз, с боков её тела. На этот раз, преодолев порог ткани, не мою, а скорее оглаживаю наружную часть бёдер, вновь поднимаюсь вверх. И вниз… Мои руки бегут по спине, и дрогнув в последний момент, всё же преодолевают полоску ткани, проходят по ягодицам девушки. Устремляются вверх…

      – Хватит, – тихо говорит Яна. – Спасибо.

      Она заходит в воду, не оглядываясь на меня, быстро смывает с себя пену.

      Возвращаются звуки. Оказывается, мир продолжал всё это время жить, но я его почему-то не воспринимал. Квакают лягушки, шумит ветер в деревьях на берегу, где-то недалеко от нас, слышен звонкий шлепок по воде.

      – Отвернись, пожалуйста.

      Я отворачиваюсь, слышу, как она вытирается полотенцем и одевается.

      – Ну и где моё вино?

      Поднимаю бутылку с песка, протягиваю ей.

      – А бокалы? Блин, я забыла их взять…

      – Да и ладно, – отвечаю я ей. – Если хочешь, пей одна, я не буду.

      – Не в этом дело…

      Яна убирает со лба мокрую прядь. Ночью, если не подсвечивать фонариком, её мокрые волосы кажутся чёрными. Она забирает у меня бутылку и делает большой глоток. Протягивает мне, и я прикладываюсь тоже.

      – Давай немного посидим тут?

      Яна несколько раз складывает полотенце, кладёт получившуюся полоску материи и садится. Устраиваюсь рядом, чувствую её дрожь и осторожно обнимаю, отчего становится теплее нам обоим. Яна делает ещё несколько глотков вина, и я следую её примеру.

      Не знаю сколько мы так просидели, по очереди прикладываясь к бутылке и слушая лягушачий хор. После городского концерта клаксонов под аккомпанемент визга шин, здесь настолько спокойно, что почти не верилось в реальность этого вечера. А тем более, не верилось