Послания. Бахыт Кенжеев

А что же другим?

      Такая вот очередь, милый. Любители жизни живой,

      сойдясь с неприкаянной силой, назвали её роковой,

      придумали свет за оврагом, прощальную чернь в серебре,

      врагом называли и другом осиновый крест на горе.

      А пламя колеблется, копоть пятнает высокую речь.

      Разорванного не заштопать, и новой заплате не лечь на

      ветхую ткань золотую. И с прежним душевным трудом

      мы странствуем, любим впустую, второго пришествия ждём.

      А где-то есть край окаянный, где гвардия ищет с утра

      запомнивших треск деревянный и пламя другого костра.

      Оливы рассветные стынут, нужды никакой в мятеже.

      Но каменный диск отодвинут и тело исчезло уже.

      А где-то есть край богомольный – черёмуха, клевер, осот.

      Просёлками вор сердобольный пропавшее тело несёт.

      И в поле у самой границы ночует и стонет во сне —

      Опять ему родина снится, как раньше мерещилась мне.

      А шелест воды нескончаем. Холодные камни блестят.

      Послушай, ты так же случаен, как этот глухой водопад.

      А что не убьют и не тронут, что лев превращается в мёд,

      то канет в крутящийся омут, непойманной рыбой плеснёт,

      и там, за железной дорогой, у самой стены городской,

      блеснёт грозовою тревогой, кольнёт бестолковой тоской,

      и ясно прошепчет – берите и горы, и ночь, и погост,

      где дремлет душа в лабиринте огромных, внимательных звёзд.

      Вермонт, август 1987

      «Ну что молчишь, раскаявшийся странник?..»

      Ну что молчишь, раскаявшийся странник?

      Промок, продрог?

      Ты – беженец, изгой, а не изгнанник,

      И не пророк.

      Держись, держись за роль в грошовой драме,

      Лишь вдохновения не трать.

      Лицом к лицу с чужими городами

      Учись стоять.

      А если смерть, и нет пути обратно,

      Давай вдвоём

      Мурлыкать песенку о невозвратном,

      Читай – родном,

      О тех краях, где жили – не тужили,

      Перемогая страх,

      Где небольшие ангелы кружили

      В багровых небесах,

      И на исходе грозного заката

      Рождался стих,

      И пел, и улыбался воровато

      Один из них…

      «Осень в америке. Остроконечные крыши…»

      Осень в америке. Остроконечные крыши

      крашены суриком, будто опавшие листья

      клёнов и вязов. На улицах чище и тише,

      чем в лихорадочных снах. По движениям кисти

      видно: художник не спит за своей акварелью.

      Ратуша, голуби, позеленевшие шпили

      трезвых соборов. Прохожий не грустен, скорее

      просто задумчив. Письмо ли потеряно – или

      жизнь, что обрывок газеты, под ветром несётся?

      Или и впрямь настоящее – только цитата

      из неизвестного? Полно отыскивать сходство

      между чужим и своим, уязвившим когда-то

      и отлетевшим. Давай забывать его с каждым

      взмахом ресниц, даже если по-прежнему жаждем

      нового