Мысли и мыследействия. Под редакцией Игоря Злотникова. Александр Евгеньевич Левинтов

вмененности нам.

      Отсутствовала эта рефлексия и у Галилея, а потому его самое фундаментальное допущение таково: если мир описуем и онтологизируем математически, если математика породила идеальные объекты, то и физика (а за ней с очевидностью и все остальные науки) может иметь идеальный объект и что это угодно Богу, непротивящемуся математизации Его мира. И Галилей построил для механики идеальный объект и тем сделал физику наукой и тем открыл возможности для всех остальных наук стать науками.

      И мы хлынули в открытый им шлюз.

      И даже такая наука как история, которую, пожалуй, труднее всего признать за науку (в галилеевском смысле), смогла найти свой, пусть убогонький и щербатенький, но идеальный объект – марксисткий «способ производства».