Тайна Вселенской Реликвии. Книга первая. Владимир Анатольевич Маталасов

огня работающего двигателя. Вот он прошёл над одиноким холмом, поросшим березняком. Направился, по окружности, в сторону своих повелителей. Все четверо зачарованно наблюдали за его полётом.

      – Едрит-т-т-твою мать! – испуганно воскликнул дед Семён, аж присев и разведя руками, когда «Альбатрос» пронёсся в тридцати метрах над головами наблюдателей. И так каждый раз после завершения очередного круга, когда «Альбатрос» шёл на испытателей и пролетал над их головами, дед повторял одно и то же восклицание, приседая и разводя руками в стороны, будто приплясывал «Камаринского».

      Кобыле надо было отдать должное. Её ничуть не волновало впечатляющее зрелище. Она мирно пощипывала травку, стоя неподалеку от обочины дороги и довольно помахивала из стороны в сторону тощим хвостом.

      Шум работающего двигателя, до боли в ушах прослушивавшийся в стенах закрытого помещения, здесь глушился и поглощался вязкостью густого, влажного воздуха, свежестью нежного травяного покрова и живительных испарений пробуждающейся земли.

      – Скоро произвожу посадку, – сообщил Сапожков, не глядя на друзей и работая ручками настройки передатчика. – Всех прошу отойти подальше за обочину.

      Мелькнув мерцающими огнями раскалённых газовых струй реактивного сопла, «Альбатрос» вышел на завершающий восьмой круг. Было видно, как он, находясь на полпути кольцевой траектории, строго подчиняясь радиокомандам, пошёл на снижение. Посадка – заключительный, самый сложный и ответственный элемент полёта. Качество его выполнения зависит исключительно от мастерства оператора. В трёхстах метрах «Альбатрос» снизился до высоты бреющего полёта. Через несколько секунд с отключённым двигателем он бесшумно и плавно коснулся поверхности грунтовой просёлочной дороги. Ни одного подскока – «козла», замечено не было. Наконец «Альбатрос» кротко и покорно остановился в пятидесяти метрах от командно-наблюдательного пункта. Ответственность момента, правильно осознанная Сапожковым, осталась позади.

      Душа друзей ликовала, торжествуя победу. Все бросились к «Альбатросу». Даже дед Семён, и тот поспешно поковылял за ребятами, не поспевая, правда, за ними.

      Окружив серебристую птицу, каждый жаждал дотронуться до её корпуса. Совсем ещё тёплая, недавно трепетная и стремительная в воздухе, на земле она нежилась в лёгких прикосновениях и поглаживаниях её создателей и почитателей. Лица друзей, преобразившиеся удлинёнными до ушей ртами, сияли блеском горящих глаз.

      – А здорово всё-таки получилось, – промолвил восторженный Малышев.

      – А работа, Кузя, – более сдержанно добавил Остапенко, – Митькина работа: ювелирная! Не глаз – ватерпас. Да-а, ты всё-таки, Митька, у нас того – гений!

      А тот стоял, скромно потупив взгляд, и улыбался простодушной, детской улыбкой.

      – Да что там – Сапожков! Если бы не вы, «Альбатрос» ой как не скоро бы ещё взлетел, – ответил он, отдавая должное помощи и поддержке друзей. – А может быть и никогда не взлетел бы.

      – Забавна, оказыватся,