Идеалы христианской жизни. Евгений Поселянин

к ней, то из-за страха насмешки не перекрестятся в гостях перед обедом и после обеда.

      В приемных комнатах стыдятся вешать образа крупных размеров, а в уголочке повесят чуть заметный образок, да еще постараются подобрать такой, чтобы он сливался с обоями.

      Мало душевного благородства высказывают такие нередкие люди, которые боятся, что их увидят раскланивающимися с людьми, которые им лично дороги, но которые имеют недостаточно богатый и изящный вид.

      Что же сказать об этом чувстве стыда пред ничтожными людьми – обнаружить свою веру во всемогущее и окруженное неприступной славой Божество?..

      Считают дерзостью не поклониться знакомому, выше себя стоящему человеку, – и с легким сердцем проходят мимо селения славы Божественной, не отметив ничем своего благоговения.

      А между тем исповедание Христа является одним из самых прекрасных и торжественных актов в жизни христианской души.

      Вообразите себе такую картину.

      В одном из прекрасных городов римских владений на Средиземном побережье, на помосте, среди открытой площади происходит допрос христиан.

      Вокруг волнуется толпа, несдержанная, полная страсти и порывов, толпа теплых стран, и в ней ненависть одних стоит рядом со жгучим тайным сочувствием других, отвращение и презрение рядом с душевным восторгом.

      Все эти люди твердят одно слово – то слово, которое бесповоротно осуждает их на муки и казнь: «Я христианин!»

      Их много: и старцы, одни величественного вида, другие – изможденные и слабые, и супруги в пору первой счастливейшей любви, и зрелые мужи; и юноши с открытыми лицами и гордо поднятой головой в спокойной гордости непорочной и богатой надеждами юности, со смелым взором, и робкие девы, как распускающиеся на стеблях розы и лилии, и дети во всем очаровании своего детства…

      И все эти разнообразнейшие люди, со всеми своими несходствами, полны одним счастьем своего исповедания…

      Нет, не услышит от них взирающий с высоты небес на их подвиг Христос, не услышит Он от них вновь позорных слов отречения: «Не знаю, не знаю человека…»

      Невиденный ими и лишь веруемый, чаемый, предчувствуемый, Он владеет ими с нераздельной силой…

      Некоторые из них лишь за несколько, быть может, часов до того почувствовали Его в своей душе, навещая в тюрьме забранных раньше родных христиан… Но и в этих работниках последнего часа то же рвение, то же пламя, тот же дух адамантов.

      «Познать Тебя, почуять вдруг, что нет в жизни никого выше и краше Тебя, поклониться страданию Твоему, искать участия в нем, тут терпеть пытки короткими часами, чтобы в вечности ликовать с Тобой – какой высокий удел!»

      Так должны были чувствовать эти исповедники, с сияющим лицом шедшие на пытки.

      Когда любишь, когда убежденно чтишь кого-нибудь, тогда искреннее и горячее сердце невольно ищет жертвы, и нет высшего тогда счастья, как делить с любимым человеком его скорби.

      И сила стремления распяться со Христом была у мучеников и исповедников