Моссад. Тайная война. Леонид Млечин

знала, какие страдания ее ждут? – поинтересовался Мариссель.

      Гебхард повернулся в его сторону:

      – В наше время каждый раковый больной прекрасно представляет себе свое будущее. Популярные книги и журналы заменяют медиков.

      – Герда очень мучилась? – спросил Эдер.

      Доктор Гебхард скривился.

      – В принципе – да. Но в последние две недели она получала наркотики круглосуточно. Инъекция за инъекцией, и она почти не чувствовала боли.

      Эдер смотрел куда-то поверх его головы.

      – Тогда не понимаю, почему именно сейчас? – не ясно было, к кому обращался Эдер – к врачам или к самому себе.

      Гебхард немедленно откликнулся:

      – Конечно, теперь проникнуть в ее мысли уже никому не дано. Но я знаю, что несколько дней назад она вызывала нотариуса, продиктовала ему новое завещание и несколько писем. Словом, Герда привела свои земные дела в порядок. Значит, готовилась уйти в мир иной.

      – А почему вечером не оказалось медсестры? – спросил Эдер.

      – Герда ее отпустила, – развел руками Гебхард. – Сказала, что чувствует себя хорошо, примет снотворное и пораньше ляжет спать. После полуночи приехала следующая дежурная сестра. Она немного опоздала и нашла Герду уже мертвой. Она вызвала «скорую», но было поздно.

      – Тогда остается только один невыясненный вопрос: кто дал Герде яд? – вздохнул Эдер.

      – Как раз это не имеет ни малейшего значения, – вступил в разговор доктор Берфельде, который до этого молча слушал. – Ни малейшего. Герда Шарф была женщиной с характером. И ушла из жизни так, как считала нужным.

      Доктор Берфельде страдал сильной дальнозоркостью, и толстые очки увеличивали его глаза до невероятных размеров. Мариссель старался не смотреть ему в глаза.

      – Неужели лучше гнить заживо, превращаясь в живой труп и теряя человеческий облик? Нет, – продолжал Берфельде, – если кого-то интересует мое мнение, то я скажу твердо: незачем сейчас устраивать процесс вокруг покойницы, перемывать ее косточки. Я повторю эти слова и перед пастором, хотя он и не согласится со мной.

      – Он станет возражать скорее по обязанности, чем по убеждению, – ухмыльнулся Гебхард. – Наш пастор – симпатичнейший человек и без предрассудков. Мы с ним в прежние времена частенько…

      – Остановитесь, – шутливо пригрозил ему Эдер. – Не компрометируйте пастора в глазах человека, который его еще никогда не видел.

      Мариссель поднял руки.

      – Прошу, коллеги, считать меня человеком, не утерявшим чувство юмора. Мой родной язык французский, но шутки я пойму и на немецком.

      Берфельде внимательно посмотрел на него своими огромными глазами и перевел взгляд на Эдера:

      – Я считаю, что полиция может найти себе занятие поважнее, чем мотивы самоубийства Герды. В округе и грабежи, и кражи, и поджоги…

      Гебхард приветственно поднял руку, и они разошлись.

      – Ну, что же, – миролюбиво сказал Мариссель, – оба почтенных медика придерживаются идеи убийства из милосердия.

      Эдер искоса