Большая душа. Лидия Чарская

сумерках прелестные пастухи и пастушки на чашках, чайнике, сахарнице и кувшине казались живыми.

      Неожиданно и резко задребезжал у входной двери колокольчик и вмиг нарушил очарование, овладевшее детьми.

      – Это она… хозяйка! – испуганно сорвалось с губ Лизы, и она суетливо заметалась по комнате.

      – Что ж вы стоите? Прячьтесь скорее. В ту комнату лучше всего ступайте. Там ширма. Заберитесь за нее в угол и ждите. Авось, снова уедет сегодня. Господи! Вот напасть-то! Пропала я, как есть пропала! Коли увидит она вас – со свету меня сживет…

      Слова неразборчиво срывались с губ Лизы, в то время как сама она все еще продолжала метаться по горнице, натыкаясь на мебель, и то и дело подбегая к шкапу и то открывая, то закрывая его без всякой нужды. А звонок в это время продолжал оглушительно заливаться в передней.

      Наконец, Лиза схватила Досю и Веню за руки и увлекла их в соседнюю комнату. Здесь находились широкая кровать старухи с горой перин и подушек, и киот с образами, перед которыми догорал огонек лампады.

      В углу, за ширмой, куда втолкнула своих друзей Лиза, стоял большой окованный железом сундук, прикрытый ковром.

      – Сидите пока что здесь. Ни шикните. Дохнуть не смейте, не то услышит старуха, беда! – шепнула она им, все так же волнуясь, после чего кинулась в переднюю.

      – Господи, что теперь будет! – простонал Веня.

      – Да ничего особенного и не будет вовсе! – беспечно тряхнув кудрями, шепнула Дося. – Придет и уйдет злая ведьма, а не то спать завалится. Не всю же ночь она будет здесь сидеть?! А как уснет, мы и зададим тягу. А знаешь, мне нисколько вот не страшно, горбунок! А совсем напротив даже; точно мы с тобой, как те двое детей из сказки, заблудились в лесу и попали в избушку на курьих ножках, к злой бабе-яге людоедке и прячемся у нее в печке. Помнишь, мы вместе читали про них с тобою? Занятно, не правда ли? По крайней мере, приключение все же. А я страсть как люблю их, горбунок!

      Но Веня, по-видимому, не находил ничего занятного в «приключении», и одна мысль о том, что Велизариха может открыть их убежище, приводила его в ужас.

      Вдруг он задрожал сильнее и так крепко схватил за руку Досю, что та едва не вскрикнула, и проговорил:

      – Старуха… она вошла… она здесь… уже. Ты слышишь, Дося?

      Звонок смолк. Теперь было слышно, как с грохотом опустился тяжелый крюк у входной двери, и старуха вошла в прихожую.

* * *

      – Так я и знала. Так и чувствовала. Лентяйкой была, лентяйкой и осталась. Говори, не говори тебе, – все едино… Что тебе приказывать, что воду в решете носить – одно и то же. Опять ковры не вытряхала нынче? Ишь, пыли накопилось сколько. И керосином воняет. Верно, опять у тебя керосинка коптела? Небось, зажгла ее, а сама играть во двор с ребятами побежала? Куда как хорошо! Распрекрасное дело! И потом, сколько тебе раз говорили, Елизавета, чтобы ты диван с дороги к стенке отодвинула. Каждый раз я натыкаюсь на него и коленкой стукаюсь.

      – Да мне одной не сдвинуть его, Аграфена Степановна, тяжел больно.

      – Тяжелый больно! Больно тяжелый! –