Мы, или Хроника одного сплава. Дмитрий Дурнев

Мужики плачут, когда работу от них принимают, – почти всё переделывать приходится. Работнички… – брезгливо морщится Вадик. – Наплетут с три короба, какие они классные и умелые, их сюда и везут, а у них цель одна – из аулов своих выбраться любой ценой, здесь обосноваться. Там что они имеют: голую степь или голые горы, а здесь – цивилизация. Здесь для них настоящий рай.

      Вадик умолкает, отхлёбывает пиво из бутылки, полощет им рот и, проглотив, добавляет:

      – Здесь они плодятся, набирают силу. Тут всё невыносимее и тяжелее становится жить нам, но им, приехавшим из абсолютной нищеты и разрухи, тут сказка…

      – Вадь, – перебиваю я, – ты не перегибаешь, так ли уж невыносимо? Посмотри, – киваю в сторону скачущей у сцены толпы, – им вроде хорошо, им нравится…

      – Да? – грустно улыбается Вадик. – А ты присмотрись, кто там! Молодняк до двадцати лет. Не понимают, не соображают, что происходит! Им пока ещё всё равно. Бесятся, пиво-водку пьют. И не замечают, нет им дела до того, что мы потихоньку вымираем… А нас заменяют эти… гости из соседних республик! Слышал, в верхах обсуждают новую миграционную политику: собираются восполнять недостаток населения за счёт мигрантов?

      – Слышал.

      – А к чему это приведёт, задумался? – Вадик испытующе смотрит на меня и, не дождавшись моего ответа, отвечает сам: – Да при таком подходе лет через пятьдесят всякий, кто захочет, будет звать себя русским – несмотря на цвет кожи и разрез глаз!

      – Вадь, ты прям националист какой-то… Что ж теперь гнать всех нерусских, не давать в страну въезжать?

      Лицо Вадика искажается, на нём появляется гримаса – смесь боли и полнейшей безнадёги.

      – Да какой я националист, Иван? – спрашивает он тоном полным отчаяния. – Почему, как только кто-то заговаривает о том, что у русских в этой стране должны быть какие-то права, его сразу же обвиняют в национализме и, вообще, во всех смертных грехах? Национализм тут при чём? И зачем кого-то гнать? Я всего лишь о том говорю, что, может, хватит решать проблемы через заднее крыльцо? Может, наконец-то поднять наш уровень жизни, чтобы мы плодились и множились, а не рассчитывать, что приезжие заменят нас, согласятся жить и работать в этом дерьме, – Вадик разводит руками, как бы пытаясь захватить побольше пространства вокруг, – так как дерьмо это не такое дерьмовое, как на их родине? Может, наконец, властям по-настоящему задуматься о благополучии населения этой страны – бросить показуху и бредовые идеи и заняться делом?

      – Ага… – вздыхаю я. – Делом заняться давно пора…

      Музыка на сцене внезапно умолкает.

      – А сейчас с обращением к вам выступит депутат городской думы Пётр Васильевич Востриков, – эхом разносится по площади.

      На сцену поднимается низенький, коротконогий дядечка с солидным, нависающим над поясным ремнём брюшком. Пристроившись к микрофону, вещает:

      – Здравствуйте жители нашего любимого города! Рад приветствовать вас!

      В ответ из толпы у сцены раздаются редкие