Не просто о любви. Елена Амелина

утра, но, как это обычно водится, для тех, кто никуда не торопится, дорога становится в два раза короче.

      За ее спиной восставал призраком большой город, едва различимый, почти неслышный из-за направления ветров и расстояния, мерцающий лентами окон далеких небоскребов, их рекламными огнями и вертолетными площадками. Выгнутая спина гигантского моста через залив, темная, еще недостроенная, но уже пугающе футуристическая, доминировала справа, угрожая издалека хрупкому рыбному кварталу. А впереди лежал сумрак ночи, густой, как печная сажа.

      Набережная оказалась обычной бетонкой с парапетом и убегающим вдаль к маяку деревянным понтоном, поскрипывающим на легкой волне. Немного поколебавшись, Олеся ступила на доски, вслед за Алексом сняв свои мокасины.

      – А что ты делал на Бали?

      Они не спеша шли по узкому настилу, окруженные со всех сторон жирной темнотой дышащего океана.

      – Фотографировал, продавал снимки в журналы, иногда писал статьи, – Алекс присел на край понтона.

      Подумав немного, Олеся притулилась рядом.

      – И что, печатали? – спросила она с интересом.

      – Конечно. А что тут удивительного? – депутатский ребенок равнодушно зевнул.

      – Не знаю, я так далека от творчества. Захоти я написать что-нибудь, я бы всю голову себе сломала, о чем писать и как?

      – Напиши обо мне.

      Алекс замолчал и стал вдруг таким далеким. Он сидел, съежившись, похожий на больного воробья. Олесе даже стало его жалко, в ней опять заговорил материнский инстинкт. Она накинула на него рубашку и провела рукой по жестким от соли волосам.

      – А что ты хочешь, чтобы о тебе написали? – спросила она.

      – Роман.

      – Роман? – удивилась Олеся. – И о чем же? О том, как ты тухнешь здесь без дела и не знаешь, чем заняться?

      – Нет, о том, как я однажды влюбился в одну старую и одинокую макаку, которая искренне считала, что смысл жизни в том, чтобы перекачивать туда-сюда деньги через свои подставные фирмы, покупать новую недвижимость и опять продавать, только уже выгоднее, заводить женатых любовников и от безысходности выть на луну, когда они ее кидают. И так без конца.

      – Ну знаешь, – Олеся фыркнула от возмущения, – даже слово «влюбился» не спасет тебя от моего праведного гнева. Я бы лучше написала о молокососе, который только и делает, что мотается по миру и трахает все, что движется, прожигая деньги своего отца, который бросил мать, и та умерла, в результате чего у этого мальчишки развилась бракофобия.

      Это был удар ниже пояса, и Олеся почувствовала, что перегнула палку, но что самое главное – она не испытала удовлетворения, какое она обычно чувствовала, когда ей удавалось поставить на место какого-нибудь наглеца. Еще больше она расстроилась, заметив, что ее провожатый поднялся и удаляется прочь в обратном направлении, не сказав ни слова. Она окликнула его, но мальчишка даже не обернулся. Пришлось забыть свою гордость и кинуться его догонять. Иначе можно было остаться ночевать где-нибудь под кустом, с него станется.

      – Хорошо, извини, мне