Свеча горела на окне…. Тёмная Леди

екарствами, и я еще затемно отправлялась в соседнюю деревню на старых, дедовых, широких охотничьих лыжах, оббитых уже весьма поеденным молью мехом. Шла через лес и поле по вешкам, воткнутым в снег палкам, потому что никаких ориентиров больше и не существовало. В лесу еще куда ни шло, можно завязать красные тряпочки на ветки, а вот в поле… все кругом белое-белое, ровное и совершенно одинаковое, заблудиться легче легкого.

      В деревне забирала заказанные на прошлой неделе продукты, лекарства и вещи, оставляла новый заказ и шла обратно.

      Не представляю, как мои старики выживали здесь раньше, до того, как три года назад, в эту Богом забытую деревеньку приехала бестолковая, абсолютно городская в -надцатом поколении, тридцатитрехлетняя дуреха, которой вдруг захотелось одиночества. Или романтики. Я еще не решила, чего мне больше нужно от этой глуши. Но, совершенно точно, уже давно и бесповоротно влюбилась в этот Богом забытый угол.

      – Привет, Ирка, – поздоровалась я с продавщицей деревенского магазина.

      – Ой, Варуна, привет! – ответила толстая сорокалетняя деваха, которая застряла где-то в середине девяностых в свои семнадцать, – слушай, тут парнишка к вам в деревню собирался. Такой красавчик… И одет так шикарно… городской… Говорит, баб Машин правнук, так я ему велела тебя дождаться, чтоб ты проводила его. Да он отмахнулся, сам пошел. Не встречала?

      – Нет, Ир, – ответила я, и в душе шевельнулся червячок беспокойства. Как бы не заблудился, не сгинул… А то рассказывали мне бабки-соседки страшилки о том, как по весне трупы находили…

      – Ир, давай грузи меня по-быстрому. Давно «красавчик»-то был?

      – Нет, недавно… Час, не больше…

      Час… это плохо… у нас до деревни по такому снегу часа два ходу. Так что не должны были разминуться. Хорошо хоть более-менее тепло сегодня, но и плохо тоже… по такой погоде к вечеру метель разыграется…

      Загрузившись в темпе вальса, я впряглась в санки и поспешила к выходу из деревни. Дорога шла мимо фермы местного предпринимателя, и я на минуту заскочила к мужикам, узнать, не видели ли они Иркиного красавчика.

      – Варуна! – расплылся в улыбке местный ловелас Серега, по которому с середины девяностых вздыхала продавщица Ирка, – да на кой тебе сдался этот городской доходяга? Догадался тоже на тонких лыжах по нашей целине в деревню пробираться.

      – Серег, – привычно ускользнула я из его объятий, пахнущих вечным перегаром, – а ты ему не говорил, чтоб по вешкам-то шел.

      – Говорил, – отмахнулся мужик, – да он ответил, что сам знает. Городской.

      Он презрительно сплюнул желтую от Примы слюну.

      Мда… это мне совсем не нравится… как бы искать не пришлось потеряшку.

      До деревни я почти бежала. Знаю, что нельзя, вспотею, замерзну и заболею, но… тревога гнала меня. В деревню вернулась около трех часов пополудни.

      Мои старики меня ждали, впрочем, ждать они начинали сразу, как только моя черная на фоне снега фигура скрывалась с глаз.

      – Варуна, ты что-то быстро… неужто случилось что?

      – Дед Щукарь, к нам бабы Маши правнук направился, Ирка сказала, и мужики с фермы его видели. Пришел?

      – Нет, не было, – дед Щукарь заметно встревожился.

      На самом деле его звали по-другому, но он, наверное, даже сам забыл как, ибо со времен экранизации в середине прошлого века книги Шолохова «Поднятая целина» за его отцом, а потом и за ним самим, закрепилась это прозвище. Ну, просто потому, что похож. Один в один, что называется.

      Кроме внешнего сходства ничего общего с киношным героем у деда не было. В свои восемьдесят три года он, единственный мужчина среди бабского батальона, являлся негласным главой деревеньки. И три года назад именно он постановил, что дуру надо учить, а не выживать всеми возможными способами. Потом уже, когда прошел самый первый и самый тяжелый год, он признался, что я казалась такой жалкой и потерянной, но в то же время упрямой и упертой, невольно пробуждая любопытство. И ему стало интересно, что в итоге победит: слабость или сила.

      Ну и мое необычное имя сыграло свою роль… Интересное же… Мои родители увлекались славянской мифологией, и почему-то решили, что имя Бога – хранителя врат междумирья, идеально подойдет и любимой дочери. В детстве и юности я называла себя Варей, а потом поняла, что необычное имя это скорее плюс, чем минус.

      – Искать пойдешь? – напряженно спросил он, когда увидел, что я вновь надеваю рукавицы.

      – Пойду, – вздохнула, – пропадет ведь.

      – Ты сама не пропади, – заворчал дед, но я видела, он доволен, – метель собирается…

      – Знаю… Сейчас прожектор на чердак занесу, пусть светит. Его издали видно…

      – Да- да…. А я у тебя подежурю, по такой погоде электричество могу вырубить, если что к генератору подключусь.

      – Спасибо, – улыбнулась я и обняла деда. Мои восемь одиноких стариков давно стали мне настоящей семьей…

      – Варун… ты это.. .вторую пару лыж возьми. И веревки. Если что палки поперек положишь, сани сделаешь…

      – Да,