Трагедия в трех актах. Агата Кристи

волосы были искусно уложены в модную прическу, подвластную лишь лучшему парикмахеру Лондона. Выщипанные брови, накрашенные тушью ресницы и изысканный макияж с неестественно, но изящно изогнутыми полосками губной помады удачно подчеркивали совершенство вечернего платья синего цвета весьма необычного оттенка, на вид очень просто скроенного (хотя это было совсем не так) и сшитого из необычного материала – тусклого, но со скрытым блеском.

      – Интересная женщина, – сказал мистер Саттерсуэйт, окидывая ее одобрительным взглядом. – Хотелось бы узнать, что она представляет собой в действительности.

      На сей раз он имел в виду не внешность, а внутреннее содержание.

      Говорила она, манерно растягивая слова.

      – Дорогая моя, это было невозможно. Я имею в виду, любая вещь может быть либо возможной, либо невозможной. Это было невозможно. Это было просто пронзительно.

      В обиходе появилось новое слово – все теперь было «пронзительно».

      Сэр Чарльз энергично взбалтывал коктейли, одновременно беседуя с Анджелой Сатклифф – седовласой женщиной с озорным изгибом губ и красивыми глазами.

      Дейкрс общался с Бартоломью Стрейнджем.

      – Всем известно, в чем проблема со старым Ледисборном. Вся конюшня знает это.

      Он говорил высоким, резким голосом – низкорослый рыжеволосый мужчина, похожий на лиса, с коротко стриженными усами и бегающими глазками.

      Рядом с мистером Саттерсуэйтом сидела мисс Уиллс, чья пьеса «Одностороннее движение» была признана одной из самых умных и смелых постановок, представленных на суд зрителей в Лондоне за последние годы. Это была высокая, стройная женщина с выдающимся подбородком и плохо завитыми светлыми волосами. Она носила пенсне, была одета в мягкое платье из зеленого шифона и говорила довольно неразборчиво, тонким голосом.

      – Я ездила на юг Франции, – рассказывала она, – но мне там не очень понравилось. Чувствовала я себя как-то неуютно. Но, конечно, эта поездка была очень полезна для меня – в профессиональном плане.

      Бедняжка, подумал мистер Саттерсуэйт. Успех лишил ее духовного пристанища – пансиона в Борнмуте, где ей наверняка хотелось бы находиться. Его всегда поражало несоответствие между авторами и их произведениями. В мисс Уиллс не было ни малейшего проблеска той «светской» утонченности, которую придавала своим пьесам Энтони Астор. Однако, приглядевшись к ней внимательнее, он увидел, что ее бледно-голубые глаза за стеклами пенсне светятся необычайным умом. Они оценивающе смотрели на него, и под их взглядом он испытал легкое смущение. У него возникло ощущение, будто мисс Уиллс тщательно изучает его.

      Тем временем сэр Чарльз разливал напитки.

      – Позвольте мне принести вам коктейль, – сказал мистер Саттерсуэйт, поднимаясь со стула.

      Мисс Уиллс усмехнулась.

      – Будьте так любезны.

      Дверь отворилась, и дворецкий объявил о прибытии леди Мэри Литтон-Гор, мистера и миссис Баббингтон и мисс Литтон-Гор.

      Мистер