Увидеть солнце. Сергей Москвин

потеплел.

      – Спасибо. Ты… не такой… Ты другой…

      Разбитые губы мешали ей говорить. Она поморщилась и вытерла кровь, выступившую в уголке рта. Не в силах вынести ее взгляда, Сергей поспешно отвернулся. В горле застрял ком.

      – Не за что меня благодарить. Я ничего не смог для тебя сделать, – через силу выдавил из себя он.

      – Я знаю: меня повесят, – с поразительной легкостью закончила за него она. – Мне уже сообщил твой друг.

      – Он мне больше не друг!

      – Пожалуй, – согласилась она. – Вижу, у тебя из-за меня одни проблемы.

      Тон, каким были произнесены эти слова, привел Сергея в замешательство. Но когда он снова взглянул в лицо девушке, удивился еще больше – она улыбалась.

      – А ты… – Сергей не нашелся, что сказать. – Ты ненормальная.

      Она пожала плечами:

      – А по-моему, это ты ненормальный, раз заступаешься за воровку.

      Сергей нахмурился, но этим только вызвал у девушки новую улыбку.

      – Ну, повесят и повесят, тебе-то какое дело?

      – Как ты можешь так говорить?! – Сергей вскочил на ноги и нервно заходил по камере. – Это же неправильно! Несправедливо! Ты должна жить!

      Девушка завозилась на полу, приподнялась на локте и села, навалившись спиной на сколоченные нары.

      – Скажи, – что-то в ее тоне заставило Сергея остановиться, – а перед этим меня будут пытать?

      – Нет.

      «Мы не пытаем пленных», – хотел добавить Сергей, но, увидев разорванную футболку пленницы, живо вспомнил, что только что пытался сделать с девушкой Дрон, и закончил фразу уже по-другому:

      – Отец этого не допустит.

      Девушка сразу повеселела, словно, кроме того, будут ли ее пытать перед казнью или нет, ее больше ничто не беспокоило.

      – Не кисни, – сказала она и… Сергею это показалось, или она действительно подмигнула ему. – Да о такой легкой и быстрой смерти можно только мечтать.

      – По-твоему, задохнуться в петле – это легкая смерть?!

      Она задумалась, словно действительно пыталась представить, каково это, и вдруг сказала:

      – Знаешь, я ведь очень боюсь боли. Всегда боялась, а после того раза, когда меня те четверо в туннеле, особенно… Однажды я оказалась среди зрителей на казни своей напарницы. Ее четвертовали на одной из станций. Мы пробрались туда вдвоем, и она попалась, а я нет. Она не была моей подругой, но даже под пытками не выдала меня, иначе бы меня тоже схватили. И вот я стояла в собравшейся на казнь толпе и смотрела, как ее убивали. Палач привязал ее голую к двум сбитым крест-накрест шпалам и начал рубить широким мясницким топором, а я смотрела на это и думала только о том, чтобы не оказаться на ее месте. Сначала руку – сразу, потом ногу – с двух ударов, потому что в первый раз топор застрял в кости… Палач выковыривал топор из мяса, а вокруг кричали: «Руби! Руби!»… И я тоже кричала, потому что боялась, что, если не буду кричать, все сразу поймут, кто я такая, и меня тоже разрубят на куски.

      Она закусила губу и замолчала. Нужно