Кровь-любовь. Современные поэты о любви. Александр Кабанов

слив

      и корень лопуха, и круговой разлив —

      что с кем попало пьешь ты царское вино

      и что попало врешь, и всё тебе равно,

      и все тебе равны, и жизнь твоя – вода,

      и нет в тебе войны-вины-стыда-суда.

      Но в утреннюю дрожь идешь ты по нулю

      и куришь трын-траву, а я тебя люблю

      за вечный свист и звон, и страсти широту,

      и золотой лимон на гамбургском счету.

      «Вот и прозвонился друг пропащий…»

      Вот и прозвонился друг пропащий,

      эй, кричит-трещит, а знаешь, где я?

      Ну – умора, просто – не поверишь —

      у самого синего моря.

      Волны – слышишь? Трепет крыл – слышишь?

      Никакой травы, трезвый, как тыква,

      а, поди ж ты – трепет крыл, чайки, что ли…

      Ты чего, говорю, ты же умер,

      я и оду про это написала,

      обессмертив тебя, дурило,

      что ж звонить тут в три часа ночи,

      что тут чаять, что тут морочить.

      Умер-умер, отвечает, а толку?

      И стихи червовые читает,

      и слова козырные спрягает,

      и бормочет имя, и плачет

      так, что катятся прямо из трубки,

      так, что капают на красный мой свитер,

      на ключицу, на грудь, на колено —

      ледяные огненные злые,

      как сухие свидетели бессмертья,

      прожигая бедные ребра.

      Что ты, милый, слышу, конечно.

      Это чайки, а смерти не бывает.

      Кофейная церемония

      Если сила есть – все остается в силе

      Остается все именно там где было

      Можно забыть как я тебя любила

      Или забыть как я тебя забыла

      Или распить на двоих чашечку кофе

      До растворимой гущи – как бы гадаешь

      Или еще проще еще пуще

      Как бы толкуешь – мы же с тобою профи —

      Страсть выпадает в осадок внутри текста

      Жжет кофеин в жилах кипят чернила

      В узком земном кругу душно тесно

      Я же японским тебе языком говорила

      Все остается и ничего не даром

      И ничего не зря кофейный мастер

      Свет за кругом чернильной червонной масти

      Миф накрывается черным сухим паром

      В полную силу

      В реберных кущах обугленная прореха

      Миф или блеф – ты в просторечье чудо

      Тень слинявшая чудовищное мое эхо

      Бедный бедный – слышишь меня оттуда?

      Вера Павлова

      «Шале под горой, виноградника вязь…»

      Шале под горой, виноградника вязь…

      Жители рая,

      на первый второй расщитайсь!

      Первый. Вторая.

      «с древа познанья добра и зла…»

      с древа познанья добра и зла

      золотистых плодов не рвала

      но любовалась из года в год

      как вдохновенно оно цветет

      но засушивала между строк

      на страницу упавший листок

      но любила задеть на бегу

      ветку в синем тяжелом снегу

      «четырехлетний