Я, ты и все, что между нами. Кэтрин Айзек

пузырь» – идея, что наша с Адамом семейная жизнь может хоть как-то сравниться с той, которую они с отцом подарили мне. Я оглядывалась на свое детство, как на нечто благословенное, безопасное и счастливое, несмотря на некоторые сложные периоды, которые на сегодняшний день уже миновали.

      Она вздохнула:

      – Окей. Но не изводи себя сейчас из-за этого. Ты никогда не вернешь этот момент. Хочешь есть? – Она открыла один из контейнеров.

      Я выдавила из себя улыбку:

      – Ты серьезно?

      – Нет? – удивилась она. – Когда я рожала тебя, то умирала от голода. Я съела половину пирога «Лимонный дождь» еще до того, как у меня отошли воды.

      Мама была отличным партнером по родам. Она смешила меня в перерывах между схватками, успокаивала, пока все не выходило из-под контроля настолько, что я не могла сдерживать крики.

      – Почему они не дали тебе что-нибудь обезболивающее? – спросила она еле слышно.

      – Я сама отказалась от анестезии. Хотела, чтобы роды были естественными. И… я занималась йогой.

      – Джесс, ты пытаешься вытолкнуть человека из своей вагины, – я думаю, тебе нужно нечто большее, чем дыхательные упражнения и свечка.

      Она оказалась права. К тому времени, как меня рвало в надцатый раз, я была охвачена такой непередаваемой болью, что выкурила бы трубку с крэком, если бы мне предложили. Сквозь окно уже стало пробиваться неяркое солнце, и другая акушерка, которая, вероятно, представилась мне раньше, когда мой разум был слишком занят другими вещами, наклонилась, чтобы осмотреть меня.

      – Извини, дорогая, уже поздно для анестезии. Можно сделать тебе укол петидина, если хочешь, но ребенок родится уже очень скоро.

      Мои ноги начали бесконтрольно трястись, от боли у меня перехватило дыхание, я потеряла способность ясно выражаться и рационально мыслить.

      – Я просто хочу, чтобы Адам был здесь. Мам… пожалуйста.

      Мама суматошно начала копаться в телефоне, пытаясь найти его номер. Но уронила мобильный и ругала себя за неуклюжесть, ползая по полу и пытаясь схватить его, словно кусок мыла в ванной.

      Затем все было как в тумане, я уже не думала ни о телефонных звонках, ни об игле в бедре: я была в горячке от ужасной и сверхъестественной силы своего тела.

      Примерно через минуту и три потуги, после того как мне ввели петидин, мой ребенок появился на свет.

      Он был чудесным, мой мальчик, с пухленькими ручками и ножками, выражение его крошечного лица казалось растерянным, и он часто моргал глазками, когда акушерка положила его мне на руки.

      – О господи, – ахнула мама. – Он…

      – Чудесный, – прошептала я.

      – Крупный, – продолжила она.

      Новорожденные всегда казались мне хрупкими и беспомощными, но Уильям был здоровяком весом четыре килограмма двести граммов. И он не плакал, даже в первые секунды, он просто свернулся в теплом изгибе моей груди – и все было замечательно.

      Ну, почти все.

      Как только я прижалась губами к его лбу и вдохнула его сладкий, непривычный запах, дверь распахнулась. В проеме появился