Деревянный Меч. Элеонора Раткевич

он еще дышит! – вскрикнул Кенет.

      – Ща перестанет, – флегматично пообещал служитель, продолжая мусолить губами свой вислый ус. – Клади его сюда.

      – Говорят тебе, он еще живой! – возмутился Кенет.

      – Какая разница! Сейчас живой, через час все одно подохнет. Клади.

      У Кенета непроизвольно сжались кулаки.

      – Вот когда помрет, тогда и понесем, – процедил он.

      – У меня другого дела нет – сидеть и ждать, покуда он дуба врежет! – возмутился и служитель, от злости даже выплюнув свой недожеванный ус. – Да ты, парень, рехнулся! Ну не сам он помрет, прикончат его – кому от этого будет лучше?

      – Как – прикончат? Больного? – не понял Кенет.

      – Больного, больного, – передразнил служитель и поерзал губой, отлепляя от нее мокрый ус. – Тоже мне нашел дусю беззащитную. Бандюга – он и есть бандюга. Во, видал?

      Действительно, все тело умирающего оплетала причудливая сеть шрамов. Они наводили на мысль, что этот человек вряд ли зарабатывал себе на жизнь шитьем полотенец или починкой сапог.

      – Сам же он на перо не налетел, кто-то его тюкнул, верно? Значит, кому-то он насолил. Думаешь, от него так просто и отстанут? Босота ты деревенская. Как сюда эти бандюги вернутся, как нас без разбору на ножи подымут… бывало уже, и не раз. Тебе это надо? В общем, клади его на носилки, и пойдем.

      Кенет не знал, что и сказать. В словах служителя был свой резон.

      Служитель старше и знает жизнь лучше. Стоит ли спасать недорезанного бандита, который не сегодня-завтра все равно протянет ноги? Стоит ли из-за него нарываться на неприятности? Но разве можно положить еще живого человека на носилки и отнести его в покойницкую? При мысли об этом Кенета охватил ужас. Он решил, что будет защищать раненого, а если потребуется, то и драться.

      В дверь просунулась чья-то голова.

      – Поди сюда, – окликнула служителя голова. Служитель выругался и неохотно поплелся на зов.

      Выждав, пока он отойдет подальше, Кенет поднял раненого на руки и вышел. Не будь тело таким тяжелым, он бы побежал: приходилось спешить. Иначе еще живого человека равнодушно свалят с носилок среди мертвых тел, и он, Кенет, будет в этом виноват.

      Шатаясь и изнемогая, Кенет дотащил раненого до своей подсобки и пинком открыл дверь. Загремели ведра, застучали падающие швабры. Кенет кое-как распинал барахло и опустил раненого на пол.

      Веки умирающего чуть заметно дернулись.

      – Лежи здесь и жди. Только не вздумай стонать, – ровным голосом приказал Кенет. – Я буду приходить.

      Ему удалось вернуться раньше вислоусого служителя, хоть и ненамного. Едва Кенет свернул пропитанный кровью тюфяк и бросил его в угол, как вновь открылась дверь и вошел служитель, за время отсутствия успевший изрядно нагрузиться какой-то дешевой выпивкой. Перегаром от него разило неимоверно.

      – Уже? – пьяно обрадовался он и вновь закусил ус. – Ну, давно бы так.

      Кенет неопределенно