Беседы с Цесаревичем. Олег Филатов

серьезно объясняет отсутствие результатов поиска. Если мы сможем это преодолеть – сумеем вернуть утраченные ценности». Может, действительно, их судьбы пересекались, а мы об этом ничего не знаем. Мы не знаем, бывал ли отец в Белоруссии, какие у него были там друзья. Я появился на свет, когда ему было 49 лет. Жизнь его на протяжении этих лет мы начинаем изучать только сегодня. Многое еще предстоит изучать и изучать. Ведь судьба этого человека весьма загадочна и таинственна. Сколько таких судеб в России, мы не знаем. Если мы будем изучать эти судьбы и каждый из нас, мы намного увеличили бы объем информации об истории России, деянии этих людей. Вообще, на долю моего отца досталось очень много испытаний. Взять хотя бы войны. Это 1-я мировая война, затем гражданская война, Великая Отечественная. Если еще учитывать годы разрухи, коллективизации, восстановления разрушенного народного хозяйства. После гражданской войны 12 лет он не числился в кадрах, т. е. если кто и искал его, то найти было трудно, ведь он скитался по детским домам. Мы составили карту его жизни, и по ней можно просмотреть, что он в основном бывал в центре России, на юге России, где более мягкий климат, достаточно овощей и фруктов, а также имелись грязевые курорты. А в Сибири и на Урале, где он учился, и была расстреляна его семья, он жил долго, там же жили и родственники Еригория Распутина.

      Тут становится понятным, почему отец появился как студент в 1930 году. В стране уже достаточно сильно развивались отрасли промышленности. В 1933 году вводится паспортная система, нужно было регистрироваться, где-то работать и жить. И в 1930 году он поступает в Автодорожный институт (имеется справка в семье). В семье отец никогда не вел дневники, у него было очень мало фотографий, он не любил фотографироваться и сам не фотографировал. Но нам купил два фотоаппарата и книги. Мы сами учились фотографировать. Нас же по его просьбе фотографировали другие люди. Однажды (это был Куколев) один раз приезжал парень и жил две недели. Он фотографировал нас, уехал и не оставил фото. С документами у нас в семье также, кроме основных, аттестатов, дипломов, справок, свидетельств о рождении – других не было. Отец призывал хранить их как зеницу ока. Он говорил, что в них все есть о его жизни, а остальное в книгах, и при этом ссылался на книги М. Горького «Хождение в люди» и «Мои университеты». За всю жизнь отец никогда не искал информации о родителях и о своих родственниках, во всяком случае, при нашей жизни. Он говорил: «Зачем я им, у них своя жизнь, у меня своя». Замкнутость его поражала нас. Молчать он тоже умел. О какой-то другой семье мы никогда от него не слышали и о том, что у него когда-либо были дети. Мама рассказывала, что когда я родился, отец две недели праздновал это событие, видимо, он долго ждал того дня, когда у него появится наследник. Так окончился один период его жизни и начался другой, заполненный заботой о детях. Нужно было зарабатывать, и отец работал с утра до ночи, как и мама.