Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста. Тим Грейди

быстроте развития событий. «Пусть это массовое убийство закончится как можно скорее, – призывал он, – и можно будет снова направить все силы на создание мирной общественной культуры»⁴⁰.

      Разразившаяся война помогла смягчить некоторые разногласия, глубоко укоренившиеся в немецком обществе. Например, антивоенное движение и демонстрации протеста за мир очень быстро сошли на нет. Когда солдаты строем шли на фронт, шанс остановить смертоносный конфликт, был уже упущен. Несмотря на снижение напряженности в обществе, политическая элита Германии по-прежнему понимала, что должна действовать решительно, если собирается объединить разобщенное население под знаменем войны. Кайзер как раз дал нужный импульс, когда 1 августа обратился к немецкому народу с убежденностью, страстью и верой – качествами, которые обычно с ним не ассоциировались. Выступая на балконе дворца в Берлине, он объявил «гражданский мир» (Burgfrieden). «Теперь я не знаю ни партий, ни конфессий. Все мы сегодня братья-немцы и только братья-немцы», – весьма оптимистично заявил он тысячам людей, собравшимся внизу на площади⁴¹.

      Слова Вильгельма II произвели желаемый эффект, и его оппоненты начали проявлять покорность. Третьего августа парламентский комитет SPD наконец согласился поддержать военные кредиты. По итогам внутреннего голосования 78 членов партии высказались «за» и лишь 14 – «против». На следующий день Гуго Гаазе вышел на трибуну перед парламентом, чтобы прочитать заранее подготовленное постановление о поддержке. Вопреки своему самому трезвому расчету, Гаазе подтвердил, что SPD поддержит войну, и заявил, что «в час опасности мы не оставим родину». В конце заседания парламента весь зал встал, и своды здания наполнились «оглушительными рукоплесканиями и овациями, не смолкавшими несколько минут»⁴². За какие-то несколько дней SPD проделала впечатляющий путь, превратившись из антивоенной партии в партию публично поддерживающую конфликт.

      Само понятие «гражданского мира», блестяще внедренное в речь кайзера, оказало преображающий эффект на еврейские общины Германии. Больше всего немецких евреев привлекало обещание национального единства, страны без разделения, где евреи и остальные немцы смогут жить как равные сыны одной нации. Однако это давнее желание полного равенства на самом деле никогда не должно было быть тайным, поскольку формально все немцы, вне зависимости от религиозных верований, обладали одинаковыми правами. Закон 1869 года, который впоследствии был внедрен в конституцию Германской империи 1871 года, гарантировал свободу и равенство вероисповедания. Но все же, как слишком хорошо знали еврейские общины, прошлые законодательные гарантии не всегда означали полное равенство. Евреи, которые хотели работать на гражданской службе, в университетах или в военной сфере часто начинали карьеру только для того, чтобы обнаружить, что более высокие места в иерархии для них неофициально закрыты. На рубеже веков один еврейский политик упомянул об этой ситуации, пожаловавшись, что государству