Княгиня Ольга. Сокол над лесами. Елизавета Дворецкая

добиваться своего. В нем чувствовалась такая сила духа, и при ней непримечательная внешность теряла значение.

      Зато женщина слева от Ингоря была так хороша, что перехватывало дыхание. Едва взглянув ей в лицо, Велеб замер, пораженный. Эти глаза – дивного зеленовато-серого цвета, с голубым отливом… В них соединились красота неба и мощь земли, зелень трав, прохлада воды, блеск солнечного луча на речной волне… Накатило то же ощущение трепетного восторга и проникающей жути – сколько раз бывший Вилич испытывал нечто подобное, сидя под той самой березой.

      Она? Неужели здесь… не может быть…

      – А этот из Люботеша, Бранеслава сын, – сказал Тормод Гнездо – доверенный человек Ингоря ладожского, который привез юных заложников.

      – Стало быть, Селимира братанич? – слегка улыбнулся киевский князь. – Непохож на Селяню!

      На рослого, громогласного, рано располневшего Селимира ни Велеб, ни отец его не походили.

      – Как твое имя? – приветливо спросила княгиня.

      Велеб опомнился. Это не вила. Его вила никак не могла очутиться так далеко от той березы, от родной рощи, в чужой земле, да еще на княжьем престоле.

      – Велебран… – ответил он, чувствуя волнение под ее дружелюбным взглядом.

      – Хочешь служить мне? – открытое лицо отрока, смышленого по виду, понравилось княгине. – Будешь честен, и мы тебя не обидим. Я твоего стрыя, Селимира, хорошо помню, он брата моего Хельги был вернейший соратник.

      – Благодари, дурень, – Тормод легонько толкнул его в спину. – Сама княгиня тебя в дом берет.

      Велеб поклонился. О Селимире княгиня говорила с добротой, будто его память была дорога и ей, хоть погиб он в сражении с ее мужем.

      В этой женщине жило нечто особенное. И это зыбкое чудо ее вилиных глаз нежданно дало юному заложнику опору в чужой земле, где ему предстояло жить ради мира в далеком родном доме…

      И вот Велеб снова входит в ту самую гридницу – три года спустя и, кажется, уже совсем другим человеком. За эти три года он еще вырос, раздался в плечах, многое узнал и многому научился. Но, увидев на престоле княгиню, не смог подавить волнения. Теперь на ней не цветное платье, а белое – она «в печали» по мужу, убитому прошлой зимой. Рядом с ней сидит уже другой князь – не Ингорь, а сын, Святослав. Но те же остались глаза, будто зеленоватая вилина заводь. И при виде этих глаз накатило чувство привычного дома – ведь целый год княгиня Эльга отчасти заменяла Велебу мать, а он никак не мог перестать видеть в ней ту добрую вилу, что пожалела плачущее дитя.

      И вот теперь ему пришлось вернуться к госпоже вестником беды…

* * *

      – Это ты? – Эльга сразу узнала Велеба и улыбнулась. – Бранеславич? Снова здесь?

      И даже засмеялась от удивления.

      – Разонравилось у Перезвана? – усмехнулся воевода, Мистина Свенельдич, показывая, что тоже признал люботешского отрока, что целый год на пирах разносил в этой самой гриднице блюда и чаши.

      Велеб