«Я не знаю, как сказать тебе об этом. Кажется, я передумала…»
Она отрешенно уставилась на начищенный столовый прибор, поставленный перед ней их экономкой, Тесси, – утреннее напыщенное великолепие их завтрака; Эвелин почувствовала, что слезы вот-вот потекут по ее щекам, и взмолилась про себя: «Господи, помоги мне не расплакаться! Мне нельзя плакать. Марк ни о чем не должен узнать».
– Эвелин? – вновь окликнул ее муж, и в его голосе прозвучало нетерпение. – Я спрашиваю, не желаешь ли ты сегодня где-нибудь поужинать?
Она невидящим взором уставилась на Марка, а затем покачала головой:
– Мне не хочется думать об ужине, Марк. Мы ведь даже еще не позавтракали.
– Да что с тобой такое? – удивился он.
Что? А то, что Эвелин не могла сделать ни единого вдоха. Ее снедали тревога и нелегкий выбор; в горле у нее пересохло. Она встретилась с мужем взглядом, всмотрелась в его лицо, но перед ее внутренним взором предстал совсем иной облик. Больше никогда Эвелин не посмотрит на него, никогда его не увидит, и при мысли об этом ее охватила невыразимая печаль. Теперь всю оставшуюся жизнь она обречена видеть перед собой лицо другого мужчины.
А Марк со вздохом вернулся к своей газете.
– Я просто подумал, что мы с тобой могли бы пойти куда-нибудь и отпраздновать то, что я остался жив, только и всего. Но как знать, быть может, ты не хотела, чтобы я выжил? С тобой никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
События минувшей ночи еще не стерлись из памяти Эвелин – выбор, который она сделала. Хотя все еще можно исправить. И она могла бы сказать об этом мужу прямо здесь и сейчас. Но вместо этого она произнесла:
– Не шути так, Марк. Ты был там, в магазине, вместе с остальными насмерть перепуганными людьми. И легко мог бы оказаться среди пострадавших. Иногда ты не понимаешь, как тебе повезло. Ты просто плывешь по жизни… Нельзя принимать все это как должное.
А он смотрел на нее со смесью восхищения и раздражения во взгляде.
– Да, Эвелин, дорогая моя, ты права. Я был там. И мог оказаться на месте любого из этих людей. Но ведь не оказался, верно?
– Подумаем, – сказала она спустя мгновение. – Насчет ужина, я имею в виду.
– Ради всего святого! О чем тут можно думать? – Марк глядел на нее так, словно видел перед собой сразу двух женщин: одну, которую он знал вдоль и поперек и любил, и другую, похожую на проект в стадии разработки, на который он никогда не рассчитывал.
Если она немедленно не выйдет из комнаты, то расплачется, и тогда ей придется рассказать ему все. Марк мог быть слепым, но дураком он никогда не был. Эвелин снова приснился этот сон. И, как бывало всегда, вот уже несколько