Ветер перемен. Елена Анатольевна Казанцева

единственный в Городской Думе, отстаивает интересы региона и болеет за Россию, а не только за свой кошелек. Подишь ты разбери, что у нас, у русских, на уме. Пока не прижмет, терпим, а чуть что встаем насмерть. Ну да ладно, бери телефон и смотри, не вляпайся, а то потом мне же тебя вытаскивать придется. Лучше бы в гости к себе позвала, хорошо там у тебя в лесу поразмышлять о вечном, – Макс вдруг поставил бокал и нахмурился. – Это ты там, в своей берлоге, про нефтяной бизнес придумала?

      – Будешь смеяться, но всего-навсего по дороге в город мысль пришла.

      – И где ты ездишь, что тебе такие мысли приходят?

      О чем она будет говорить с этим ученым, Ольга пока не знала. Она действовала, следуя какому-то внутреннему чутью, картинки в голове пока не было. Так отдельные пазлы, которые, возможно, позже дадут единый образ. Поэтому, когда набирала номер Петра Филипповича, так звали этого ученого, еще не знала, что скажет, кто она и зачем звонит. Но как-то все легко сложилось, и они договорились встретиться в его лаборатории.

      Петр Филиппович встретил её в институтском вестибюле, на первом этаже. Это был высокий, крепкий, с белесыми бровями и ресницами человек, глаза закрывали очки с сильными линзами.

      – Петр Филипыч, – представился он.

      – Ольга, – ответила она.

      – А по батюшке?

      – Владимировна.

      – Очень приятно, Ольга Владимировна, милости просим.

      Он заметно постарел за этот год, хотя и старался держать прямо спину и двигаться быстрее, чем на то располагала ситуация. Он явно был взволнован и находился в ожидании услышать ответ на вопрос, зачем, собственно говоря, эта дама приехала к нему. Руки выдавали его, они двигались слишком суетно.

      Лаборатория находилась в подвальном этаже, и, пока они спускались, Филипыч то и дело шутил о чем-то, пытался предупредить её о сломанных ступенях, а сам ступал очень неуверенно и широко размахивал руками, отчего плотно застегнутый пиджак подпрыгивал на спине. Помещение лаборатории было совсем без окон. Давно не крашенные стены, столы с несмывающимися пятнами от химикатов. Все было заставлено оборудованием, купленным и самодельным. Для прохода осталось небольшое пространство, но для хозяина помещения это, видимо, был максимальный порядок. Он уверенно вел экскурсию, рассказывая, что и на каком оборудовании он может сделать, каких результатов в каких проектах добился, увлекался какими-то ненужными деталями, но ни разу не заикнулся о той технологии. Рассказал, с какого года он здесь работает, чем занимался раньше, какой у него опыт внедрений, и кто из великих посетителей бывал в этой лаборатории. Вентиляции здесь не было, видимо, никогда, но опыты проходили постоянно, поэтому воздух был насыщен химическими запахами.

      Филипыч был из той породы людей, преданных науке, которых осталось немного. Он не превратился в одного из многочисленных докладчиков пустых выступлений, не вписался в плеяду обычных для современной ситуации научных сотрудников. Да и те непонятно за счет чего держались в научных учреждениях, так