Божья рать. Рассказы из жизни святых. Евгений Поселянин

несколько минут до отъезда. Мать вглядывалась в последний раз в милые черты сына. Все уже было сказано, – больше не было слов, и все слова казались такими слабыми и ничтожными.

      Каллиопий, держа в своей руке руку матери, взором прощался с этой комнатой, где он вырос и учился, где Бог слышал его первые молитвы.

      – О, мать, – прошептал он, – я хочу унести это все с собой; мое детство, все, что здесь было, эту лампаду пред Распятым – вернется ли это? – Он прижался к груди матери головой. Скорбь по тому, что он любил тут, на земле, охватила его.

      – Я знаю, – продолжал он, – там лучше; но если бы можно было без тревог и изгнания продолжать это безгрешное, святое – наши молитвы и милостыни – хоть ненадолго!.. Мне тяжело.

      – Желанный мой, нам нужно страдать! Ведь было блаженство без облаков и без тени горя в райских садах – мы отреклись от него. А теперь все здесь растворено печалью. Туда, Каллиопий, туда! – восторженно воскликнула Феоклия, указывая на небо, – где нет разлуки и гонений, и матери не отрывают от сердца любимых сыновей. Поверь теперь Христу: еще не явилось, еще не открылось, непонятно нашему людскому сердцу, какая будет там радость. Поверь Ему безотказно, – Он с тобой навеки!

      Юношу укрепили эти слова. Он стоял теперь спокойный и твердый.

      Мать осенила его крестом, молча прижала в последний раз к сердцу. Старший из свиты ее сына уже ждал за порогом.

      Она взяла в последний раз в свои руки голову дорогого сына и смотрела ему в глаза.

      – Ступай, – мать с тобой! – прошептала она слабеющим голосом. Он оторвался от нее. Она еще раз, уже издали, осенила его крестным знамением и когда он выходил, собрав последние силы, сказала ему:

      – Не посрами своей веры!

      Занавес опустился за ним, – мать упала без чувств перед распятием.

      Каллиопий отъезжал от родного дома.

      В Помпеополе Киликийском шли великие празднества в честь кумиров, когда прибыл туда Каллиопий.

      Нарядная толпа, стремившаяся по улицам, разукрашенные дома, оживленные лица, праздничный говор – все это удивило юношу, и он, подойдя к одной кучке граждан, спросил, почему в городе такое ликование.

      – Ты, видно, приезжий, – ответили ему. Наш градоправитель, Максим, учредил сегодня жертвы, пляски и игры в честь наших богов. Мы все пируем, – зовем и тебя ликовать с нами.

      Тщетно хотел увлечь за собой юношу старший из приставленных к нему рабов. Глаза Каллиопия разгорелись, он выпрямился и, смело глядя на толпу, произнес:

      – Я христианин, и когда я праздную дни моего Христа, я отмечаю их постом, а не пляской. Нет мне части в ваших ликованиях; никогда уста, славящие Христа, не воздадут хвалы скверным идолам.

      Толпа с негодованием слушала юношу и повлекла его к градоначальнику.

      – Кто ты? – спросил он Каллиопия.

      – Я христианин, а имя мне Каллиопий.

      – Отчего ты один отказываешься участвовать в нашем празднике?

      – Оттого,