О книгоедстве. Цви Владимирович Найсберг

читающей публики.

      Причем речь тут идет вовсе не о духовном восприятии всей окружающей их действительности, а прежде всего о том более чем простом логическом анализе, на основе которого, собственно, и зиждились все оргвыводы, сделанные ими по поводу увиденного наяву, а вовсе не в том самом же несравненно прекрасном и блаженном сне.

      73

      А кроме всего прочего, в том числе и болезни классиков русской литературы, а также и их весьма тяжкий жизненный опыт неизменно вполне ведь всерьез сказывались на всем-то и без того никак не лучшем здоровье их долгими веками угнетенной нации.

      Например, тот же Чехов, лет 11 чрезвычайно намаявшись от донельзя некогда тяжкой хвори (туберкулеза), в том еще изначальном своем душевном смысле явно дал дуба как старый добрый Чехов, а стал он тогда Чеховым злым, желчным, буквально-то неуемным буревестником революции.

      Скучно ему жить на Руси тогда стало!

      Впереди брезжил самый неизбежный конец и вовсе не от дряхлой старости!

      И даже в его великом, никем и поныне не превзойденном по красоте рассказе «Дама с собачкой» он также вполне допустил откровенную социальную грязь, занозившую умы всего его поколения.

      А это и явилось тем весьма отягощающим фактором для всего того еще, лишь в то время разве что последующего столетия, поскольку именно плоды его наследия Россия и пожинала в течение 74 лет.

      Чехов, «Дама с собачкой»

      «А давеча вы были правы: осетрина-то с душком! Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном охватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах»!

      74

      Да и Федор Михайлович Достоевский тоже ведь жизнью совсем невеселою жил со всеми этими его эпилептическими припадками, никак уж не мог он разглядеть весь окружающий его мир в истинных и во всем до конца действительно разумных рамках.

      Вот как он живописующее описывает состояние человека после эпилептического припадка, которыми он и сам, между прочим, немало лет сколь тяжко страдал…

      Буквально ведь почти все долгие годы своего и без того весьма так нелегкого творческого пути.

      Достоевский, «Униженные и оскорбленные»

      «Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное…».

      Не знаем мы да и никогда уж того не узнаем, чего это именно могло вообразиться бедной девушке (сроки сдачи романа автора во всем поджимали), но самому Достоевскому явно