Никто об этом не узнает. Рита Навьер

увлечь их, но – тщетно. Эти «золотые детки» считали свою классную буквально нулем: не слушали, не замечали, игнорировали все ее попытки достучаться до них.

      Все они были хороши, даже девочки. Сплошные фанаберии и апломб. Но самый несносный – Явницкий. Губернаторский сынок, вот уж настоящий черт! Распущенный, циничный, жестокий. От него, считала Аллочка, все зло. Он задавал тон, и остальные подхватывали этот его настрой. Вел он себя всегда развязно, а когда она, отчаявшись, стала срываться и повышать голос, Явницкий и вовсе преступил все границы дозволенного. Говорил ей при всех совершенно немыслимые вещи. Пошлые, дикие, которые нормальный человек никогда не скажет женщине, учителю… А его сочинения! Это же откровения извращенца!

      Сколько слез из-за него она выплакала за минувший год! Сколько ночей без сна провела! Сколько раз жаловалась директору, просила вызвать отца, повлиять, посодействовать. Все без толку. И отец у него вечно занят, не до сына ему. А у директора позиция одна: ищите подход. А какой тут подход, если Явницкий злонамеренно изводил ее? Причем учился, подонок, хорошо, даже отлично, не прицепишься, и любые выходки ему прощались.

      Алла Геннадьевна раньше даже не подозревала, что способна кого-либо так ненавидеть. И в этом году всеми силами открещивалась от классного руководства в объединенном одиннадцатом, но кто бы ее спрашивал… Навязали как самой молодой, неопытной и потому бесправной.

      А теперь, с этим слиянием, еще хуже стало. Ученики как с цепи сорвались, и каждый урок неизменно превращался в балаган. Разнузданный словесный баттл. И вместо того чтобы рассказывать о поэтах Серебряного века, Аллочка все сорок минут взывала к порядку. Она могла просить, могла кричать до хрипоты, могла требовать, чтобы разборки отложили до перемены, – ее слова тонули неуслышанными. И когда сегодня она вошла в класс и уже по обыкновению прикрикнула: «Тихо!», то неожиданно растерялась, потому что действительно стало вдруг тихо. Даже ненавистный Явницкий замолк, припечатав ее мрачным взглядом. Точнее будет сказать, он замолчал – и все замолчали, что только подтверждало ее мысль: вот кто паршивая овца, портящая все стадо.

      Впервые Аллочка провела урок в тишине. Слушали ее, конечно, с кислыми минами, зевали, будто шли на стендап-шоу, а по недоразумению попали на скучную лекцию, но все же слушали и молча.

      После урока Алла Геннадьевна попросила Явницкого задержаться.

      – Максим, ты почему вчера на занятия не пришел?

      – Не захотел и не пришел, – запальчиво ответил Явницкий и взглянул так, что стало ясно: если она сейчас продолжит, нарвется на очередное хамство. И вот что ей делать? Так не хотелось выслушивать новую гадость, но с этим мерзавцем невозможно по-другому. Все попытки поговорить с ним неизбежно заканчивались ее рыданиями в учительской. Ну а с другой стороны, нельзя же просто закрыть глаза? Он ведь тогда совсем обнаглеет. Хотя куда уж больше?

      – Ну как так можно? А если бы я не захотела идти на работу и не пришла? – Аллочка и сама услышала, как жалко и неубедительно