Ich любэ dich (сборник). Илья Кочергин

обусловлены их пониманием свободы.

Карл Ясперс

      – Не, реально страшно, когда толпа на тебя идет. Биты, арматура, палки какие-то. Орут, рожи такие оскаленные. И что ты вчетвером против них сделаешь?

      Костян отхлебывает из своей кружки.

      – И главное, понимаешь, патроны у нас забрали, а оружие оставили. То есть мало того что изуродуют, тебе еще отвечать, что ствол у тебя отнимут.

      – Да-а, – говорю я.

      Мы с Костяном пьем пиво в кафе-стекляшке около метро «Тульская». Он с раздражением рассказывает неприятные моменты своей работы. Но злится он, конечно, не из-за работы.

      – А еще тут было недавно – я тебе, по-моему, не рассказывал, – у нас телевизионщики сюжет снимали.

      – Не, не рассказывал.

      – Это вообще что-то. Короче, приказ – обеспечить помощь телевизионщикам. Они хотели снять, как мы проводим жесткое задержание. Надо помочь, ну, разыграть такую сцену. Самого молодого из наших, Мишку, посадили в машину в штатском. Он говорит: мужики, мол, только вы побережнее, не входите в роль сильно. Этот наш Коля, про которого я тебе говорил, отвечает: ну, понятно, какие вопросы, мы что, дураки, что ли?

      Костя отодвигает кружку и хвостиком вяленого желтого полосатика рисует на столе схему – вот машина, вот так подходим, один здесь, другой открывает дверцу. Объясняет, как нужно задерживать.

      – Короче, Коля ему вышибает дыхание и со всей силы лицом в асфальт. Мишка без передних зубов остался. То есть как пошли, так у Коли в голове и переклинило. Теперь Мишка за свой счет вставляет.

      Я хочу спросить – почему за свой счет? Потом думаю, что вопрос не существенный. Даже в чем-то глупый. Скупо молчу, чтобы не выглядеть безнадежно штатским человеком.

      – Не, ну вот ты со стороны скажи – это нормально, да? Если с головой не дружишь, иди лечись.

      Мы сидим молча, допиваем пиво и просим еще по кружке. Костя раздраженно обдирает очередного полосатика, ребром ладони собирает мусор на столе в кучку, долго ровняет ее.

      Выкуриваем по сигарете, тушим бычки. Потом Костя усмехается:

      – Нет, главное, она учит, а сама что? Образец счастливой семьи, да? Теперь какого-то водопроводчика нашла.

      – Сантехника.

      – Существенная разница.

      Теперь мы говорим о том, что нас объединяет, таких разных и непохожих. Теперь мы понимаем друг друга без слов. Мы частенько сидим с ним вот так, плечом к плечу, в каких-нибудь кафешках возле метро, облегчаем душу.

      – Это уже который муж у нее? Третий, четвертый?

      – Так дети у нее от разных, что ли?

      – Да я хрен ее разберет, узнавал, что ли?

      – Секси, блин.

      – Таких секси надо в детстве из рогатки убивать. Костя сердито крутит бритой головой, наклоняет ее в разные стороны, как Брюс Ли перед боем, позвонки похрустывают, складки сзади на шее угрожающе шевелятся.

      – Я, прикинь, Любке говорю – поехали на Алтай опять съездим, как раньше. Маралов послушаем, как они ревут. Знаешь, как они осенью ревут красиво?

      – Подожди, маралы – это кто? Типа горные бараны?

      – Не,