Царствие бесное. Виталий Акменс

пересказал легенду, которую некогда слышал в своей альма-матери от одного, как водится, старого профессора. Якобы ходил к ним на кафедру годах в 80-х преподавать один ведущий инженер с предприятия – как-то на Н его звали – страшный был человек. Демиург собственного предмета. Валил даже отличников и каждую неделю приходил с новыми ноу-хау и рацпредложениями. Но дело даже не в этом. Дело в том, что это знание, эта любовь/болезнь/страсть во время экзаменов вонзалась в глазницы каждому, кто сядет с ним за один стол. Одни троечники, заваленные им, потом пересдавали на твердые пятерки другим преподавателям; другие, наоборот, сами уходили из института как самураи из жизни; некоторые даже плакали после экзамена; но никто не оставался равнодушным.

      Странно, что это подействовало снова, но ему действительно стало легче. Как тогда, на шоссе, вроде совсем недавно, а уже в другой жизни. Впрочем, радоваться было рано. В ответ на «притчу» Николай завел свою собственную философскую исповедь, начав с утверждения, что проблема современного общества [как эпично и сонно звучит одна эта фраза!] в избыточном следовании канонам строгости, рационализма и ответственности за будущее. Ответственность и строгость, конечно, помогает побеждать, но в результате побеждают не сильнейшие, и не умнейшие, а просто педантичные дураки, которые не справляются с элементарной спонтанностью и неизбежно подводят вверенный им народ (страну, человечество) на следующем этапе истории.

      Если выше описанное еще можно было расслушать и оценить, то далее началось что-то совсем унылое. Как следствие, значительную часть выступления Иоганн прослушал, шуруя по сумке в поисках хотя бы заменителя отвертки (см. выше, зачем). Однако тревожные последствия, наступившие в скорости, вынудили его тщательно воссоздать в памяти даже это недоразумение.

      Итак, Николай признался, что по специальности он историк, причем, кажется, высококлассный и любящий свою профессию. Однако низкая востребованность таких профессионалов вносила существенный импеданс в его жизнь. Историки преподают и пишут книги, но чаще работают не по специальности, как универсальные гуманитарии, которые на «ты» с документами, датами, литературой и т. д. Что касается прошлого, то и там нечем похвалиться. Государство растило инженеров из тех, кто поумнее, и рабочих из тех, кто поглупее, а историки, тем более историки-исследователи, как себя называл Николай, скорее входили в группу риска, для которых советская идеология так же неочевидна, как божественная сущность молнии:

      «Иногда я жалею, что не пошел в инженеры. Хотя какой из меня инженер? Лампочку не всегда могу ввернуть. Исследователь – да, но исследовать я любил время, а не пространство. Историю. Вы даже не представляете, какая это вселенная, сколько там загадок в таких вещах, которые, казалось бы, известны вдоль и поперек».

      Далее в качестве примера Николай привел какую-то странную историю, видимо,