Простые истории. Балкон напротив. Кристина Резник

и вытащила из кармана конверт.

      – А ты знаешь, что плакучие ивы чаще всего растут у водоемов? И их корни бывают погружены в воду, – полушепотом изрекла Верка.

      – Очень своевременная информация. Ты лучше скажи, где дупло? – я снова включила фонарик. Мы неспешно двинулись вокруг дерева, изучая его со всех сторон.

      – Смотрииии! – Верка пихнула меня в бок. На стволе ивы, на высоте примерно вытянутой руки, виднелось темное отверстие удлиненной формы. Дупло было таким же старым, как и само дерево.

      – А вдруг там кто-нибудь живет?

      – Кто еще? Мы же не в лесу, – покрутила у виска Верка.

      – Ну, кто-то же его сделал! – возразила я.

      – Ты в курсе, что дупло может сформироваться естественным образом? – поучительно сообщила она. – Тем более, оно такой формы. Очевидно, необитаемо.

      – Ты что, записалась в кружок юных натуралистов? – хихикнула я.

      – Ну, ты неуч! – Верка недовольно фыркнула. Она не любила, когда потешались над ее знаниями.

      Я, привстав на цыпочках, отправила конверт в темное отверстие. И только потом задумалась о том, насколько глубоким оно могло оказаться. Но кончик белого конверта остался торчать наружу. Дело было сделано, и мы, с чувством выполненного долга отправились домой.

      – А что, если подождать его здесь? – уже у подъезда прошептала Верка.

      – Кого? – машинально спросила я.

      – Ну, этого твоего филина ночного! Он же за письмом придет, в конце концов, – улыбнулась подруга, направив свет мне в лицо.

      Я прикрыла глаза ладонью и легонько оттолкнула ее.

      – Это против правил!

      – Каких еще правил? – не поняла она. – Ты мне не говорила о правилах.

      – Зачем? И так понятно. Никаких имен, никакой конкретики. Только ночь, дупло и белый конверт… – загадочно прошептала я в темноту. – Вот такая игра!

      И уверенно пошла домой. Верка засеменила следом.

      Глава 7.

      Я постелила ей на своем диване, а сама разложила старое кресло. Мы допили чай, улеглись в постель и выключили свет. Но сон не шел.

      – А ты любила его? – вдруг спросила я, нарушив тишину.

      – Кого? – отозвалась с другого конца комнаты Верка.

      – Нууу… своего профессора, – я прикусила язык.

      В комнате было тихо. Верка молчала. И я уже подумала, что она заснула, когда услышала приглушенный голос:

      – Не знаю… Что я тогда понимала? В 17 лет любую симпатию принимаешь за любовь.

      Я хотела возразить, но Верка продолжала:

      – Он был таким взрослым, умным. Но при этом говорил со мной на равных. Мы часами напролет могли говорить. Даже не помню, о чем конкретно. Просто было с ним как-то легко…

      – А сейчас? Ты о нем вспоминаешь? – мне хотелось продлить этот внезапный момент откровения. Не так часто удавалось вытянуть из Верки хоть пару слов об ее профессоре. Как будто эту часть своей жизни она бережно охраняла от чужих глаз.

      Верка вздохнула.

      – Конечно! – а потом, с усмешкой добавила. – Особенно,