Рождение музыканта. Алексей Новиков

Алексеевича вышел. Что ему райские песнопения! У него каждый поцелуй земным жаром пышет. Это тебе не постная триодь!

      – С тобой, Евгеньюшка, всю жизнь переверну, в том суть!..

      А счастье-то в чем? Задумается Евгения Андреевна, а муж, глядь, опять по делам отъехал, только горят на губах прощальные поцелуи; и опять в доме тишина.

      А дни бегут и бегут с жизнью наперегонки. Года не прошло – поставили в боковых покоях, отведенных молодым, детскую колыбель. На колыбели – голубые банты, в колыбели – первенец-сын: я, мол, ваше счастье!

      Глава третья

      В любимых креслах не то задремала, не то задумалась Фекла Александровна, а за дверью опять стук.

      – Входи, кто там?

      На пороге склонился в низком поклоне домашний фельдшер Захар.

      – Барыня Евгения Андреевна просят к ним пожаловать!

      – Что с младенцем?

      – Пока, слава богу, ничего…

      – Не полегчало?

      – Нельзя сказать, чтобы полегчало… Известно, недужит!

      – Хуже не стало?

      Захар ступил шаг вперед и заговорил шопотом:

      – Правду сказать, матушка-барыня, хуже быть не может…

      – Господи милостивый, что за хворь такая?

      – Кто ее ведает! Дите по малолетству не скажет, а без него как узнаешь? Я так думаю, матушка Фекла Александровна, не жилец на белом свете Алексей Иваныч…

      – Нe бреши на младенца! Родители сберечь не сумели… А ты что стоишь? Ступай!

      Захар засеменил в людскую, подальше от барских глаз. Ладно бы ему мужиков лечить. А тут на, попробуй, полечи барское дите. Еще спасибо, молодая барыня не допустила.

      Беда пришла с утра. С утра дежурили в Ельне на квартире у лекаря новоспасские люди. Другие искали его по всему уезду. Пропал окаянный немец, как иголка в сене, провалился.

      Фекла Александровна пошла в спальню к молодым.

      Евгения Андреевна неподвижно сидела над колыбелью первенца, уйдя в глубокую думу: еще утром Алешенька за палец ее хватал, да как крепко; еще днем полным голосом плакал, а теперь совсем затих. Неужто не защитит сына материнская любовь?

      По другую сторону пышной колыбели приклонилась нянька Карповна. Она все молитвы перечла, спрыснула младенца с уголька святою водою, – чем еще поможешь?

      А новоспасские гонцы так и не разыскали медикуса немца. И Захара-фельдшера в барские покои больше не звали. В ту же ночь преставился болярин Алексей.

      Когда утром Иван Николаевич вернулся из отлучки по уезду, он, едва выйдя из саней, понял по суете: случилось недоброе.

      До тех пор молодая барыня была в окаменении: ни слезинки не проронила. Теперь слезы хлынули ручьем.

      Фекла Александровна, муж и Карповна не спускали с нее глаз.

      Фекла Александровна невестке ничего не сказала, пощадила. А сына призвала к себе:

      – Доверила вам внука, понадеялась… Не уберегли наследника. С кого теперь спрашивать буду?

      «Только бы Евгению не корила!» – думал Иван Николаевич.

      В те дни он был безотлучно при жене. Выведет ее по заснеженному лугу к Десне. Может,