Командарм. Макс Мах

чем эмоциональное.

      «Чудны дела твои, Господи!»

      – Встречались в семнадцатом, в декабре, кажется, и позже… – Кравцов тоже достал кисет. – В ЦК, в РВС. Пару раз разговаривали, вот как мы с вами сейчас, но и все. Как начдив я имел несколько иную систему субординации.

      – Но из нескольких довольно сильных кандидатур выбрали вас. – Фрунзе своего интереса не скрывал, смотрел внимательно, чуть прищурившись, чем, однако, несколько смягчал жесткость взгляда. Прищур сродни улыбке, намек на нее.

      – Возможно, меня порекомендовал его заместитель Склянский. Мы с Эфраимом Марковичем оба врачи, знаете ли…

      – Хорошо знакомы? – раскуривая трубку, поинтересовался Фрунзе.

      Склянский, как ни крути, зампред Реввоенсовета республики и не последний из членов ВЦИК.

      – Не друзья, если вы это имеете в виду, – Кравцов скрутил самокрутку и, зажав ее в углу рта, потянулся за спичками. – Скорее взаимная симпатия. Но за меня мог высказаться и начфронта Егоров или Владимир Ильич… Вариантов много, но единственно правильного я не знаю.

      – А так всегда бывает, – неожиданно улыбнулся Фрунзе, и как раз в этот момент, вслед за легким стуком в дверь, в салон вернулся ординарец. Он принес два стакана чая, сахарницу с колотым сахаром, вазочку с печеньем и тарелку с бутербродами.

      Кравцов обратил внимание, что посуда в салон-вагоне не разномастная, стаканы в серебряных подстаканниках, а бутерброды сделаны из хорошего ржаного хлеба с полукопченой колбасой.

      – Спасибо, – поблагодарил он ординарца и, пыхнув самокруткой, потянулся к сахарнице.

      – Вы знали Махно?

      Кравцов отметил, что Фрунзе назвал комбрига по фамилии, хотя по нынешним временам его «приказано было помнить» исключительно как героя Гражданской войны. Комбриг-три Заднепровской дивизии Махно, начдив Двадцать пятой дивизии Чапаев или Сорок четвертой – Щорс… Герои… мертвые…

      «Может быть, и командарму-восемь Кравцову следовало остаться с ними?» – мысль, не лишенная бравады, таящая в глубине своей обычный человеческий страх.

      Азин, Кравцов, Миронов… Наверняка и еще пара-другая мертвых командармов наберется. Война большая, людей много.

      – Я знал Нестора Ивановича, – сказал он вслух, размешивая сахар в стакане.

      – Какой он был? – Фрунзе тоже не пил чай вприкуску.

      «Какой?»

      Кравцов вспомнил весну девятнадцатого. Уже началась травля. Харьковские «Известия» напечатали насквозь фальшивую, мерзкую статью «Долой махновщину», командующий Украинским фронтом Антонов метал громы и молнии…

      – Здравствуй, Макс! – сказал Махно, входя в разбитое здание вокзала, где Кравцов разместил свой штаб.

      Невысокий, худощавый, комбриг казался моложе своих лет. Темные глаза выдавали энергичный и быстрый ум.

      – Раздавят, к бесу, – ухмыльнулся он, подходя к вставшему навстречу начдиву. – Прут и прут, а у меня и снарядов уже не осталось, и патроны на исходе…

      Казалось, Нестор