Машина снов. Максим Бодягин

мне ноги. Руки привязать как следует. Буду кричать – будить немедля. И приготовьте вина! – рывками выбросил Хубилай несколько приказов и потом шёпотом добавил: – И чтобы ни одного катайца в окружности одного ли. Пусть лучники посмотрят.

      Он обернул голову широкой ременной петлей, украшенной «шарира», и закрыл глаза. Вскоре дыхание императора выровнялось, стало более глубоким, и вот уже могучий храп старого воина сотрясал мусли-новые занавески. Дружинники опустились на пол, скрестив ноги. Время текло тихо, в паузах между всхрапываниями Хубилая воздух по-особенному звенел, лишённый других звуков. Вдруг император мощно дёрнулся, крикнул и открыл глаза. Его лицо освещала улыбка безграничного счастья. Нухуры, отталкивая друг друга, бросились развязывать повелителя, из глаз которого текли потоки слёз. Прокушенные губы сочились светлой кровью, заливая подбородок. Ещё не встав с ложа, Хубилай быстро выхватил у дружинника свой меч и поспешно препоясал чресла.

      – Получилось, – сказал император и, прыжком вскакивая с ложа, захохотал во весь голос: – ПОЛУЧИЛОСЬ!!!

      Даже привыкшие к пылкому и взрывному нраву императора дру-жинники удивлённо смотрели, как Хубилай, раскинув руки, танцует древний охотничий танец, приставший скорее юноше, нежели мужу.

      – Всей смене – вина! Сотник! Беги к Тогану, пусть возьмёт половину Золотой сотни и две смены бойцов из Внутреннего города. На площади Тайду, справа от Пошлинного стола, стоит постоялый двор «Какой-то там Карп», точнее не помню, но он там один. Пусть поднимется на последний этаж и принесёт мне всё, что там лежит, как бы это ни выглядело. И ещё… пусть даст нухурам самых быстрых коней. Иначе меня разорвёт от нетерпения.

      Стоявший ближе всех дружинник протянул императору объёмистый горшок с вином. Хубилай повернулся к нухуру и, сверкнув всё ещё слезящимися глазами, глянул на него. В этот момент он казался страшен и дик: борода потемнела от крови, весь рот сочился алым, глаза сияли на изрубленном тёмном лице колодцами, в которых вдруг в полдень отразилось звёздное небо. Он ударом кулака наотмашь снёс половину горлышка и жадно начал пить, заливая лицо и грудь алой струёй. Вино смешивалось с невытертой императором кровью, текло по одежде, по полу, заливало доспехи, а император всё пил, глыкая мощным горлом, опутанным сеткой шрамов и мышц.

      Хубилаев сын Тоган умел выглядеть красиво. Он не походил на отца ни мощью, ни крепостью, ни грубостью линий. Пошедший костью в мать, изящный, с тонкими чертами лица, он сохранил единственное качество императора – неукротимый напор. Всегда слегка вальяжный, откинувшийся в жёстком армейском седле, словно в уютном кресле, Тоган производил впечатление человека немного актёрствующего, слишком большое значение придававшего внешним эффектам. Хотя Марко видел его в деле: бойцом Тоган был под стать всем чингизидам. Не знающий ни жалости, ни усталости, он преследовал цель как собака, бегущая