История похода в Россию. Мемуары генерал-адьютанта. граф Филипп-Поль де Сегюр

вооружавшиеся против него, плетущие заговоры, готовящие войны и думающие, как уничтожить, в его лице, опасный пример короля-выскочки. Поэтому он считал, что любой мирный договор – это заговор слабого против сильного, побежденного против победителя и особенно – великого по праву рождения против великого благодаря своим трудам. Так много сменявших друг друга коалиций укрепили его в этом мнении! В самом деле, он часто думал о том, что больше не потерпит старую власть в Европе, откроет новую эпоху, новую эру для тронов, короче говоря, чтобы всё брало отсчет от него.

      Он привык доверять самые сокровенные мысли членам своей семьи, рисуя живые картины своего политического положения, которые сегодня не кажутся ни фальшивыми, ни написанными сгущенными красками: даже нежная Жозефина, всегда сдерживавшая и успокаивавшая его, часто давала ему понять, что вместе с сознанием своего высшего гения он, кажется, никогда в достаточной мере не осознавал свою власть, что, как все ревнивые личности, он постоянно требовал новых доказательств существования этой власти. Как это случилось, что среди шумных приветственных восклицаний Европы его беспокойное ухо смогло услышать несколько одиноких голосов, ставивших под сомнение его легитимность? Его беспокойный дух всегда искал тревог, он силен своими желаниями, но не может наслаждаться и неспособен покорить лишь себя самого.

      Но в 1811 году Жозефина уже была разведена с Наполеоном, и хотя он продолжал навещать ее в месте ее уединения, голос императрицы уже не имел влияния, которое ему придают постоянное общение, проявления любви и желание сообщать друг другу самое сокровенное.

      Между тем новые разногласия с римским папой осложнили жизнь французов. Наполеон обратился к кардиналу Фешу. Феш был усердным священнослужителем, его переполняла итальянская живость, он защищал претензии папы с настойчивым рвением и с жаром спорил с императором: «Кто оспаривает вашу власть? Но сила не аргумент, и если я прав, то вся ваша власть не сделает меня неправым. Кроме того, ваше величество знает, что я не боюсь мученичества». «Мученичества? – воскликнул Наполеон, переходя от давления на собеседника к смеху. – Не надейтесь на это, я умоляю вас, господин кардинал; мученичество не то дело, в котором должны участвовать двое; и что касается меня, то я не хочу делать мученика из кого бы то ни было».

      Говорят, что к концу 1811 года эти дискуссии приняли более серьезный характер. Свидетель утверждает, что кардинал, до того времени не участвовавший в политике, теперь начал вести дебаты и по политическим, и по религиозным вопросам, смешивая то и другое; он умолял Наполеона не искушать одновременно людей, стихии, религию, землю и небо; в итоге он выразил мрачные предчувствия, что однажды увидит Наполеона погребенным под тяжестью вражды.

      Император так ответил на эту яростную атаку: он взял кардинала за руку, подвел к окну, открыл его и спросил:

      – Видите ли вы звезду над нами?

      – Нет, сир.

      – Посмотрите еще раз.

      – Сир, я ее не вижу.

      – Очень